КОНСТАНТИН РАЙКИН: «ТЕАТР КАК СПАСЕНИЕ»
Речь Константина Райкина на 35 Всемирном конгрессе Международного института театра в Сеговии (Испания) 18 июля 2017 года
С детства я рос в театральной среде. Я из театральной семьи. Мои родители, моя старшая сестра, мой дядя - актеры. Мой отец был на протяжении нескольких десятилетий, пожалуй, самым знаменитым и самым любимым артистом в нашей стране. У него было больное сердце. Всю жизнь проблемы со здоровьем мучали его, но его спасал театр. Когда он выходил на сцену, болезни отступали, он кипел энергией, был невероятно ярок и неутомим. Почти пятьдесят лет он руководил театром и был его главным артистом. В спектаклях он практически не уходил со сцены, переносил огромные физические нагрузки, и на протяжении всей профессиональной жизни вплоть до последних своих дней, будучи уже очень пожилым человеком, играл не менее двадцати спектаклей в месяц. В 16 лет я тоже поступил в театральный институт и с тех пор занимаюсь театром всю свою сознательную жизнь. Больше 45 лет я играю на сцене, больше 40 лет преподаю актерское мастерство и занимаюсь режиссурой, 30 лет руковожу большим драматическим театром в Москве. Вся моя жизнь не только связана с театром, но могу сказать, что театр - это и есть смысл моей жизни. Всю окружающую действительность я воспринимаю с точки зрения театра: драматургии, актерства, сценографии, световой и звуковой партитуры и т.д. В общем, по шекспировской формуле: «Весь мир - театр», которая верна и в другую сторону: «Театр - это весь мир». Весь мир умещается в этой маленькой коробочке. Познавая законы театра, мы познаем важнейшие законы всей жизни, человеческого общества, психологию и взаимосвязь духовного и материального, творчества и производства, эгоизма и коллективности, диктаторства и демократии, любви и долга, стихии и расчета и т. д. и т.п. Работники театра, и прежде всего актеры, в силу своей впечатлительности, т.е. подвижной гибкой эмоциональной структуры несут на себе отражение всех современных человеческих проблем и явлений. Как говорит шекспировский Гамлет, «они обзор и короткая повесть времени. Лучше иметь вам скверную надпись на гробнице, нежели дурной их отзыв при жизни». И это действительно так. Я люблю актеров. Я люблю актерскую среду. Я, конечно, говорю, прежде всего, о хороших актерах хороших театров, где творческое созидательное начало преобладает над разрушительным, где центростремительные силы побеждают центробежные. Конечно, ничто человеческое им не чуждо - там есть и эгоизм, и ревность, и зависть, но обычно эти чувства так по-детски заметны, так наивно и открыто проявляются, а главное, так легко подавляются, когда начинается спектакль и творческое, общекомандное, единое чувство товарищества, партнерства вступает в силу и подчиняет себе все остальное. Тогда все качества характера каждого, мешающие этому коллективному творчеству, отступают и блекнут. Это очень полезно для человека - быть артистом театра, хорошего театра, конечно. Но эту оговорку можно опустить, чтобы не повторять ее все время. Для особо дотошных, могу только еще раз уточнить, что хорошим театром я называю такой (причем, любого художественного направления), где творческое начало явно преобладает над всем остальным.
Итак, артистом быть прекрасно и полезно. Полезно выходить к залу, заполненному зрителями, и чувствовать, что он тебе подчинен. Это власть через искусство. Самая высокая, божественная власть над людьми, которая возникает не от их страха перед физической или политической силой, а от их любви, восторга, интереса, вдохновения. Это их, зрителей, полюбовная сдача в рабство таланту, мастерству, обаянию актера, режиссера, спектакля. Это острейшие ощущения человеческого понимания, объединения. Это секунды счастья, которые запоминаются на всю жизнь. Ради этого, собственно, и стоит жить на свете. Жаль тех, кто не работает в театре и не бывает в нем как зритель. Их большинство, и они не знают этих мгновений счастья. Но они, слава Богу, не подозревают, как несчастны и поэтому, может быть, вполне счастливы. Знаю только, что в искусстве никто не имеет такого шквального успеха, как театральные актеры. Я имею в виду театр в широком смысле: танец, оперу, эстраду, драму - сценическое искусство. Ни писатели, ни художники, ни скульпторы, ни даже артисты кино не рождают такого урагана благодарности, как артист театра, который прямо на глазах у зрителей, вот прямо сейчас, только что, сотворил то, от чего у них перехватило дыхание, сильнее забилось сердце, навернулись слезы. Пожалуй, только спортсмены, которые на глазах у зрителей забивают победный гол, бьют рекорд или побеждают в решающей схватке, имеют подобный успех. Этот успех животворен для актера. Он придает силы, уверенность, питает душу. При колоссальных затратах нервных и физических сил, которых требует актерская профессия, какой щедрый компенсирующий возврат энергии получает актер во время этих оваций!
А какие прекрасные метаморфозы происходят со зрителями! В своем театре я часто смотрю спектакли из открытого окна, которое находится над залом в задней его стене напротив сцены. Таким образом все зрители мне видны. Сколь огромна разница между тем, какими они приходят в зал с улицы из своей повседневной жизни и какими становятся на спектакле, когда он правильно и мощно идет. Вот они рассаживаются, обычно попарно: муж-жена, знакомый-знакомая, две подруги и т.д. Сидят, болтают, шутят, иногда громко, чтобы слышали другие, зовут кого-то, тоже знакомого в другом конце зала, машут ему руками, фотографируются… В общем, раздробленная, разрозненная, пестрая публика, просто часть населения. Но вот начинается спектакль. Начинается резко и энергично. И возникает тишина. Тишина общего внимания. Божественная, объединяющая тишина театра. И все уже вместе. И нет никакой раздробленности. Все, оказывается, очень похожи. И очень близки друг другу. И все как один. И весь зал одно целое. Вот идет диалог между героем и героиней. Он на авансцене у левого портала, она у правого. Между ними 20 метров. Он говорит, потом она. И зал, как дрессированное тысячеголовое чудовище, одновременно поворачивает тысячу голов за говорящим. Он скажет - тысяча голов - налево. Она скажет - тысяча голов - направо. Так они и следят за этим словесным пинг - понгом, хотя при 20 метрах расстояния - это уже, скорее, большой теннис. Для сидящих в первых рядах - это упражнение для мышц шеи, для задних рядов - упражнение для мышц глаз. При этом никого не смущает, что он как все. Каждый в это время существует по своему собственному духовному интересу. Но как же они прекрасны в своем единстве! Ведь каждый из них в этот момент, работая душой и сердцем, проявляет лучшие качества своей индивидуальности, личности, ведь это не баранья одинаковость толпы, а высокое единение духа большого количества очень разных людей. И вот оказывается, что в своем лучшем люди очень похожи. Это театр творит свое великое дело, свое волшебство, свое чудо!
А как интересно выглядят зрители, если смотреть на них со стороны сцены! Бывает, я подглядываю за ними из-за кулис, в щелочку портала, или еще как-нибудь. Как в темноте зала под воздействием театральной магии с них сползают их привычные маски. Как по-детски божественно глупеют их лица, как прекрасно растопыриваются от удивления и сострадания, отражая то, что происходит на сцене! Ей Богу, чтобы полюбить людей, нужно просто подглядеть, как они смотрят хороший, сильный театральный спектакль. Конечно театр - камерное искусство по сравнению с кино и, особенно, с телевидением. Это - микроб, но микроб очень сильный. Он способен влиять на духовную и интеллектуальную атмосферу целого города, в котором находится. Я много гастролирую по моей стране с сольными спектаклями. Я бываю во многих городах, больших, средних и малых. Когда я приезжаю в какой-нибудь небольшой российский город, где раньше не был, то могу по публике, с которой имею дело на спектакле, с высокой степенью точности сказать, есть в этом городе театр или нет. Я определяю это по способности зрителей быстро понимать правильную литературную русскую речь, звучащую со сцены. Именно такой речью я пользуюсь в своих выступлениях. Житейский русский язык, на котором говорят простые современные россияне, к сожалению, обычно очень отличается от литературного. Он примитивнее, грубее, и зрителям города, где нет драматического театра, бывает непросто быстро переключиться и понять меня. Особенно, если в моей речи содержится юмор, и я говорю стремительно. Они явно за мной не успевают. Но если театр в городе есть, даже плохенький, если там время от времени идет русская классика, звучит хорошая русская речь, эту речь воспринимают зрители данного театра, начинают употреблять ее в жизни, хотя бы отчасти, с ними общаются другие жители, которые в театр не ходят, но слова и обороты эти слышат, и таким образом круги элементарной речевой культуры расходятся по заросшему стоячему пруду примитивного житейского лексикона и повышают общий уровень понятливости. В таком городе, где есть театр, мне работать ощутимо легче.
Театр как очаг духовной и интеллектуальной жизни всегда был востребован в России, и в лихие годы часто становился спасительным для тех, кто грелся около него. Недалеко от Москвы, в Тульской области, есть замечательный музей - заповедник Поленово. Он создан вокруг дома-усадьбы выдающегося русского художника Василия Поленова. Как рассказывают служители музея, этот дом и вся усадьба в свое время сохранились только благодаря увлечению театром, которым был известен великий художник, и которое он энергично и последовательно сеял среди местных деревенских жителей, крестьян и их детей. В революционные годы, когда в народе разгорались агрессивные страсти по отношению к собственникам - помещикам, и деревенскую бедноту подговаривали пускать «красного петуха», т.е. поджигать помещичьи дома и «грабить награбленное», как формулировали большевики, в усадьбе Поленова все эти разрушительные настроения разбивались о репетиции очередного спектакля, который под руководством художника готовили местные крестьяне. Они были так увлечены театральным творчеством, что им в голову не приходило, как можно уничтожить или ограбить дом своего театрального наставника. Таким образом, Театр спас Дом.
Еще один пример. Самый северный театр в мире находится в российском городе Норильске, что за полярным кругом. Это и город самый северный в мире. Там добывают никель. Когда-то это было место ссылки сталинских политзаключенных. В их среде и родился самодеятельный театр, потом реорганизовался в профессиональный, и это было в 1941 году, на 12 лет раньше, чем Норильск обрел статус города. Т.е. театр на 12 лет старше города. В создании этого театра приняли участие великие политзаключенные, такие как Лев Гумилев, выдающийся ученый, сын крупнейших русских поэтов Анны Ахматовой и Николая Гумилева, лагерным театральным художником была Ольга Бенуа, играли Евдокия Урусова, урожденная княгиня, актриса театра имени Ермоловой, Георгий Жженов, впоследствии всемирно известный Иннокентий Смоктуновский. «На зоне» каждый год проходили театральные фестивали, награждали номинантов. Вообще история этого коллектива удивительна, и еще раз подтверждает мысль, что театр возникает порой в самых тяжелых жизненных условиях, как непреодолимая творческая потребность к духовному объединению и спасению через это объединение. Удивительная летопись Норильского театра развивалась и в наши дни. Несколько лет назад в результате возникшего пожара он сгорел. Город остался без театра. Тогда городские власти Норильска приняли решение построит новый театр и сделать это в кратчайший срок. За полгода театр был построен заново, оснащен новейшим сценическим оборудованием и открыт. Я приезжал со своим моноспектаклем на это открытие. Когда говорил с представителем городской власти, он сказал: «Мы не можем жить без театра. Его ничто не может заменить. Ни дискотека, ни клуб, ни ресторан, ни кинотеатр. Ничто не дает такого ощущения общего праздника и единения. Меня с детства родители водили в наш театр. Я помню, как мы и все зрители приходили на полчаса раньше, чтобы после лютого мороза и полярной ночи войти в теплое, ярко освещенное помещение, в гардеробе снять с себя шубы, валенки, шапки, варежки, теплые носки – все, во что мы были наглухо закутаны, надеть на себя красивую вечернюю обувь, женщинам еще и причесаться и поправить косметику, и потом, уже «при параде», погуляв по красивому фойе, увидав нарядных знакомых и неторопливо поговорив с ними, войти в зал в предвкушении радостных сердечных впечатлений, которые согреют душу и всех объединят». Действительно, театр обладает уникальной способностью объединения людей, и при этом дает им не ощущение одинаковости, а острое чувство высокого духовного родства. Интересно, что на бытовом житейском уровне люди обнаруживают огромное количество непримиримых разногласий между собой, ссорятся и враждуют, но на уровне высокого духовного взлета оказываются очень схожими и даже родными друг другу. Поэтому истинный живой театр - великий миротворец.
Много лет подряд мы с моим коллективом ежегодно гастролировали на Украине. В основном, в Киеве и Одессе. Мы возили туда практически весь свой репертуар. Могу сказать, что, пожалуй, нигде мы не имели такого успеха. Эмоциональные темпераментные украинские театральные зрители устраивали нам такие овации, что порой мы не знали, что с этим делать. Мы очень дружили с многими украинскими актерами. Среди них были и есть по-настоящему великие артисты. Украина всегда была сильна своими актерами, театральными традициями и вообще воспринималась как единое театральное пространство с Россией. Потом, как известно, политические отношения между нашими странами обострились, стали конфликтными и даже враждебными. Из средств массовой информации мы стали слышать про украинскую русофобию, про запреты русского языка, про переоценку многих исторических событий, отрицание общих исторических ценностей и т. д. Мне было очень больно это наблюдать, ведь больша́я часть моей жизни была связана с Украиной, я знал и любил эту страну, у меня жена украинка, знает и любит украинский язык наша дочь и т.д. В какой-то момент развивающегося политического конфликта я с горечью решил, что уже, видимо, на Украину никогда не поеду и выступать со спектаклями там не буду. При этом я с болью вспоминал ту прекрасную жаркую киевскую и одесскую публику, которая нас так восторженно принимала совсем, казалось бы, недавно. И вот буквально несколько месяцев назад я неожиданно получил приглашение от российского посольства на Украине выступить с моим поэтическим моноспектаклем в Киеве и Одессе в дни русского языка, приуроченные к дате рождения Пушкина. Моноспектакль этот должен был играться в Киеве в зале на полторы тысячи мест и в Одессе перед тысячной аудиторией. Я согласился, но сильно волновался. Понимал, что еду работать в, мягко говоря, недружественную страну, и гадал, как встретит меня зрительская аудитория. И вообще, будут ли зрители? За неделю до приезда узнал, что все билеты на оба спектакля проданы. Волнение мое не улеглось, но укрепилась надежда. Надежда на эмоциональную память, которая должна же была остаться после наших многочисленных гастролей, на интерес к поэтическим вершинам русского языка, на котором разговаривало большинство жителей Киева и Одессы, наконец, надежда на собственные актерские силы и опыт. С радостью скажу, что надежда эта оправдалась с лихвой. Редко, а может и никогда, я не ощущал такой эмоциональной сердечной включенности, такого единодушного понимания, вдохновения и благодарности зрительской аудитории. Я стоял среди этого шквала оваций и думал о том, что культура все-таки умнее политики. И Театр при всех своих, казалось бы, камерных масштабах – это сильнейшее средство для очеловечивания человека, мощнейшее лекарство от ненависти и вражды.
