ДОЧКИ- МАТЕРИ

С Дарьей УРСУЛЯК телезритель познакомился прошлой осенью: она сыграла в «Тихом Доне» Сергея Урсуляка. Кстати, режиссер не собирался снимать дочь, но... в самый последний момент пришлось срочно искать актрису на роль Натальи. Прошлый сезон стал для нашей героини плодотворным во

всех смыслах: выход на экран «Тихого Дона», премьера в «Сатириконе», работа с Театром Наций - и, наконец, два месяца назад она стала мамой! В семье родилась дочь Ульяна.

Даша, у тебя столько всего случилось за этот сезон...

Да уж! Если бы ровно год назад, когда мы выпускали в «Сатириконе» спектакль «Человек из ресторана», мне бы кто-то сказал, что все будет так, я очень удивилась бы. Хотя я уже тогда была гото­ва к ребенку. И сейчас не против свершившегося факта. (Смеется.) Счастье материнства не сразу приходит, и я его пока в полной мере не ощущаю. Это скорее страх и странное, невероятное чувство к маленькому человеку.

Желание стать мамой не связано в некоторой сте­пени с наличием маленьких племянников, детей сестры Саши, общением с ними?

Нет, я спокойно относилась к детям. Я не из тех, кто трясется: «Ах, какие маленькие ножки!», «Какой чуд­ный розовый комбинезончик!»... Это связано имен­но с конкретным ребенком, конкретным человеком, конкретной семьей. Я долго подходила к тому, чтобы стать мамой, и вот это произошло.

Кого хотела больше: мальчика или девочку?

Я совершенно определенно хотела сына. Мне всегда казалось, что я мама мальчика. И это такое заблуж­дение! Потому что я абсолютно мама девочки, и мне была необходима дочка.

А Костя о ком мечтал? (Муж Дарьи, актер Константин Белошапка. - Прим. авт.).

Я так страстно хотела мальчика, что у него не оста­валось вариантов. Но как только он узнал, что будет девочка, сразу стал папой девочки. Сейчас и я не нарадуюсь, что родилась Ульяна.

Кто придумал это довольно редкое имя и были ли другие варианты?

Мы вместе с Костей. По поводу имени было пол­ное единодушие. Оно не самое популярное, но и не экзотика. Еще мы думали об Аглае, но когда я вынашивала дочку, поняла, точнее, ощутила, что она не Аглая, а Ульяна. Мне кажется, ты чувствуешь, что за человек у тебя внутри.

Во время беременности ты была очень активна творчески...

Да, я играла в театре «Сатирикон» до восьмого месяца. И репетировала в Театре Наций до девятого.

”ПОСЛЕ РОДОВ Я СТАЛА ПО-АРУГОМУ ОТНОСИТЬСЯ К ЖЕНЩИ­НАМ. МЫ УНИКАЛЬНЫЕ СОЗДАНИЯ, С НЕВЕРОЯТНОЙ ЖИВУЧЕ­СТЬЮ И УМЕНИЕМ АДАПТИРОВАТЬСЯ КО ВСЕМУ".

Вообще не понимаю, как все это случилось, пото­му что пришла на кастинг глубоко беременной. Думала, все видно, а оказалось, что никто ничего не заметил. Но, когда меня утвердили, пришлось сообщить, что я рада и очень хочу, но... (Смеется.) Хотя вообще беременность отбила у меня всякие амбиции и азарт, связанный с профессией.

Но ты же пришла на этот кастинг!

Да, пошла. Потому что это Театр Наций, и это Гжегож Яжина. Мне предложили сыграть героиню в пьесе «Ивонна, принцесса Бургундская». Хотя, признаюсь, сначала я не знала, кто такой Гжегож Яжина. Но когда узнала, поняла, что это невероятно интересно и что, если я не схожу, сильно пожалею.

А уже во время кастинга проснулась творческая жад­ность, мне даже стало неловко перед ребенком, что я еще чего-то хочу. И я безу­мно благодарна Гжегожу за то, что он так просто ко всему отнесся. Сказал, что все будет хорошо, я рожу и вернусь.

В общем, ты была занята интересным делом, увлечена, и тебе было некогда волно­ваться и думать о самочув­ствии, к примеру...

С одной стороны, да, а с дру­гой - все равно было страшно. Это в любом случае физио­логически странный момент, потому что ты не одна. И еще я очень мучилась, потому что была ограничена физически, так как мы начали репети­ровать уже на моем позднем сроке. У Гжегожа очень актив­ная режиссура, она требует свободы тела, а я, к сожале­нию, себе в то время не при­надлежала. И эмоционально тоже приходилось себя экономить. Я понимала, что это может кому-то мешать.

Но осознавала, что мне как маме нужна эта работа, а как актрисе мне сейчас нужно быть мамой.

А что говорила твоя мама, когда ты стала участвовать в проекте?

Когда меня взяли, и пришлось уже сильно беременной репетировать, я с ней это обсудила. Мама не говорила «не надо», но у меня было ощущение, что она бы поступила по-другому. Она понимала, что это важное для меня решение, и оно уже приня­то, хотя, конечно, все это связано с огромным коли­чеством сложностей, даже сейчас. Мама невероятно поддерживает меня и очень помогает в быту.

Что сложнее: репетировать беременной или волно­ваться, что живой человечек ждет дома?

Вот это вообще безумно тяжело. (Смеется.)

Я думаю, что сегодняшний период буду вспоминать как очень странный и трудный. Но будет что вспом­нить! (Смеется.) Конечно, я себя загнала в крайне тяжелую ситуацию и психологически, и физически. И несмотря на то, что театр идет на какие-то уступ­ки, и у меня есть няня, я просто через голову пере­ворачиваюсь, чтобы все успеть.

Ты рожала в обычном роддоме или элитном?

В совершенно обычном роддоме рядом с домом.

Я ощущала, что все меняется в жизни, было страш­но, еще и после такого стресса. Отдохнуть бы недельку-две, но природа распорядилась иначе.

Я чувствовала себя одиноко, хоть меня и навещали. Но мне все равно казалось, что никто не понимает масштаба события.

Костя присутствовал при родах?

Да. Не могу сказать, что он сам вызвался, это как-то естественно произошло.

"В МАМЕ Я ЛЮБЛЮ СНИСХОДИТЕЛЬНОСТЬ, ТЕРПИМОСТЬ И ВЕЛИКО­ДУШИЕ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЛЮДЯМ. ЕЕ ЖЕНСТВЕННОСТЬ И ТО,

ЧТО ОНА ТАК ГАРМОНИЧНА. МНЕ ЭТО НИКОГДА НЕ СВЕТИТ".

К тому моменту, когда ты уже хотела стать мамой, Костя тоже был готов стать папой?

Мне кажется, что я этого захотела, потому что он захотел. А я всегда знала, что в семье должен быть ребенок.

Костя помогает тебе в заботах о дочке?

Я ничего никому не могу доверить по большому счету. Видимо, у меня есть с этим проблемы: я при­выкла все контролировать. И тот уровень сервиса, который я могу предоставить дочке, как мне кажет­ся, не может дать никто. Костя - обслуживающий персонал (Смеется.) Я могу доверить ему подать подгузник, а вот донеси его до урны - уже нет.

И поменять - тоже не доверю. Вот купаем мы Ульяну вместе - это такой ритуальный процесс. Еще он гулял с коляской. Но сейчас я ему это уже не доверяю делать в одиночестве...

А как же няня?

Ой, это тоже ужас, катастрофа, но ситуация без­выходная. Либо ты находишь человека, которому доверяешь (и я такого нашла), либо сидишь дома. У меня прекрасная няня. Она человек опытный, к тому же она женщина. А я после родов к женщи­нам стала относиться по-другому. Мы абсолютно уникальные создания, с невероятной живучестью и умением адаптироваться ко всему.

Костя смог понять это, будучи на родах? Изменилось ли его отношение к тебе?

Не знаю, не увере­на, что изменилось.

Но я очень рада, что он был рядом, мне это помога­ло. Мне нравится, что мы вместе встречали дочку, и он был первым человеком, которого она увидела. Костя сказал о родах: «Я думал, что это страшнее». Он просто не понимает, что это я очень терпеливая. (Смеется.) А я в этой ситуации осознала, что физи­чески гораздо более выносливая, чем эмоционально. Все, что началось потом, - нервы, волнения, даже с теми же прививками, с тем, что ее трогают чужие люди и давят кровь из маленького пальца, - это для меня гораздо сложнее. В принципе я психоло­гически не тот тип, которому надо доверять детей.

К этому нужно относиться проще, со здоровым ощу­щением, а у меня истошные чувства, истошное внимание, истошная любовь. Думаю, это перекос. Люди заводят второго ребенка, третьего, а я не знаю, как быть с одним: это же такая тревога! Мне уже жалко мою дочь, потому что я представляю, до какой сте­пени буду вынимать ей мозги. И моя личная жизнь перестала существовать в огром­ной степени, и я сама в том виде, в котором была до этого.

“Я ПРИВЫКЛА ВСЕ КОНТРОЛИРОВАТЬ. И ТОТ УРОВЕНЬ СЕРВИСА, КОТОРЫЙ Я МОГУ ПРЕДОСТАВИТЬ ДОЧЕРИ, НЕ МОЖЕТ ДАТЬ НИКТО. НО НАДО ЛИБО ДОВЕРЯТЬ НЯНЕ, ЛИБО СИДЕТЬ ДОМА”.

А репетиции с азартом...

Это, может быть, меня как раз и собрало. Иначе я бы совсем распалась. Я и так потеряла лицо.

Кстати, несмотря на все трудности в репетиционный период, один большой плюс твоя героиня весь спек­такль молчит...

Да. (Смеется.) Это плюс. Все мне завидуют, потому что я лишена такого удовольствия - учить текст.

Но тем не менее мне нужно всю гамму чувств выра­зить без слов. И я до сих пор не понимаю, сложнее это или проще. Но грех жаловаться, потому что такая роль облегчила мне существование.

А в жизни ты хорошо понимаешь людей без слов, по мимике, выражению лица?

Я вообще за эти репетиции, как мне кажется, разу­чилась говорить. И в очередной раз поняла, насколько я невербальный человек. Мне тяжело

обсуждать и с режис­сером, что мы должны показать в спектакле, или вот рассказывать сейчас про рождение ребенка, например.

А негативные эмоции, гнев тоже легко можешь выразить без слов?

Да! И вообще, если есть возможность не говорить, я помолчу. Скажу при крайней необходимости. Меня даже Гжегож часто спрашивает: «Почему ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь. Что ты думаешь про эту сцену?», а я понимаю, что просто не могу объяснить, хотя и размышляю об этом.

Говорят, что женщины любят ушами. А тебе это нужно?

Не знаю. Но поскольку я отталкиваюсь от кон­кретного человека, то мне вообще бессмысленно ожидать каких-то слов. Костя очень сдержанный, его не раскрутишь на любовные признания, поэтому я научилась радоваться другим вещам. Опять же невербальным. Я оцениваю, что он делает для меня, а не то, что он говорит. Ведь так много людей демонстрируют как раз обратное...

Бывает, умеют и то и другое. Например, твой папа (сужу по своим отношениям и по тому, что видела на съемках) может сказать нужные слова и, безусловно, удивляет добрыми человеческими поступками...

Да, папа умеет поддержать и словами. Я не могу сказать, что он разливается соловьем, - он скажет мало, но точно и именно то, что нужно. Он чело­век слова и дела. Это удивительное сочетание.

А какой папа зритель и критик?

Гораздо более нежный и чуткий, чем мама.

Она порой может сказать обидные, неприят­ные вещи. Мама очень жесткая в этом смысле, и сестра Саша тоже. Но это хорошо. Хотя, конеч­но, моя первая эмоция - послать их подальше. (Смеется.) Но в принципе я к ним прислушива­юсь, потому что это люди такого таланта и про­фессионализма, что хочешь не хочешь - надо пользоваться тем, что у тебя такая семья.

Сейчас, став мамой, ты чувствуешь, что повторя­ешь модель отношений родителей?

Да. Когда у меня появился ребенок, я поняла, что мама меня очень сильно любит и все для меня сделает. Раньше я так не думала, а теперь точно знаю, что если надо будет - она в лепешку разобьет­ся ради меня. Это так устроено, так работает эта связь. И я, оказывается, такая же сумасшедшая, как мои родители. Мне кажется, мама знает меня лучше и больше, потому что она над этим работает (улыбается) и очень много сил на меня потратила. Она всегда участвовала и участвует в моей жизни. То есть она должна быть в курсе всего. Папа тоже очень любит быть в курсе, но обычно делает это через маму.

Я этому удивлялась, а сейчас понимаю, что подсо­знательно выстраиваю свои отношения по образу и подобию наших семейных.

“КОСТЯ ОЧЕНЬ СДЕРЖАННЫЙ, ЕГО НЕ РАСКРУТИШЬ НААЮБОВНЫЕ ПРИЗНАНИЯ. Я РАДУЮСЬ ДРУГИМ ВЕЩАМ, ОЦЕНИВАЮ ТО, ЧТО ОН ДЕЛАЕТ, А НЕ ТО, ЧТО ГОВОРИТ".

А что ты особенно любишь в родителях и чему в хорошем смысле удивляешься?

Мама - «совсем другое дерево», чем я, поэтому тут я всему удивляюсь. Я люблю в ней снисходитель­ность и терпимость к людям. Она великодушный человек, это очень хорошее качество. Его невозмож­но имитировать. Люблю женственность в ней и то, что она так гармонична, - мне это никогда не светит. А в папе ценю надежность и ответственность. Я не знаю ни одного

мужчины, уж тем более в этой профессии, который бы до такой степени «отвечал за базар»: свои слова, свой выбор, свое видение. Это настоящая муж­ская позиция. И папа очень добрый, хотя и может быть резким. Он меня на съемках страшно гонял, общался со мной ужасно, ни разу не было вот этого:

«Девочка моя...» (Смеется.) Но то, что он для меня сделал, дорогого стоит. Вообще они оба у меня хоро­шие люди, мне так кажется. (Улыбается.)

Ты резко изменила судьбу, бросив на четвертом курсе филологический факультет и поступив в Щукинское училище, да еще и попала на нужный курс - встретила там Костю...

Наверное. Поживем - увидим, насколько удачно. (Улыбается.)

Это любовь с первого взгляда или вначале была дружба?

Я и не помню. Костя начал ухаживать - в какой-то момент у меня внутри что-то щелкнуло, и я приняла его ухаживания.

И как он добивался тебя, какие методы обольщения применял?

Ему было семнадцать лет - какие методы оболь­щения он знал? Он ухаживал, ходил кругами, а я не замечала: мне хотелось учиться, работать. Меня не интересовало что-то другое. Однажды моя одно­курсница повредила ногу на сцендвижении, и это было довольно страшно и резко. Я поехала с ней в больницу, и Костя - единственный, кто спросил, где она и как, а потом тоже примчался. Конечно, я понимала, что его поступок связан и со мной, но видела, что было и искреннее желание помочь другому человеку, поддержать. Для меня это стало поворотным моментом в наших отношениях.

После окончания «Щуки» ты выбрала «Сатирикон», не боясь того, что там работает мама...

К тому моменту, когда надо было выбирать театр, все эти «мама, папа» я уже пережила. Либо ты все время об этом думаешь, либо делаешь дело. То, что мне предлагал Константин Аркадьевич, и то, как он предлагал, по сути, решило все. Я выросла в «Сатириконе», знаю в нем каждый угол. И, кстати, в отличие от мамы, не помнящей ни одного слова из того, что она играла когда-то, знаю наизусть все ее роли. Могу даже писать летописи спектаклей теа­тра «Сатирикон» с того момента, как начала сообра­жать. (Улыбается.)

Даша, почему сначала ты поступила на филологи­ческий и долго училась там, если внутри все-таки сидело актерское?

Сначала все вокруг хотели, чтобы я была журна­листом, потом я решила, что стану филологом.

А на этапе, когда надо было выбирать вуз, я попала в круг приятных, начитанных и умных гумани­тариев. И как человек, активно заражающийся и влюбляющийся, я очаровалась ими, и весь мой темперамент пошел туда. Я росла комнатным расте­нием, была чистым и вменяемым человеком и ника­ких хлопот родителям не доставляла. И я решила поступать туда, где было много моих друзей и, как мне тогда казалось, открывались для меня хорошие-

перспективы. Я развивалась, пыталась работать, а в двадцать лет у меня появилась возможность взглянуть на то, что происходит вокруг, и решить: смогу ли я этим заниматься вечно? Проанализировать, почему я не чув­ствую себя счастливой, и мне все время чего-то не хватает. Я подумала: вдруг я оши­блась с профессией? И как-то довольно быстро разо­бралась, что к чему.

“Я ПСИХОЛОГИЧЕСКИ НЕ ТОТ ТИП, КОТОРОМУ МОЖНО АО ВЕРИТЬ АЕТЕЙ. К ЭТОМУ НУЖНО ОТНОСИТЬСЯ ПРОЩЕ, А У МЕНЯ ИСТО­ШНЫЕ ЧУВСТВА, ИСТОШНОЕ ВНИМАНИЕ, ИСТОШНАЯ ЛЮБОВЬ.”

Тебя не расстраивает, что после громкой премьеры «Тихого Дона» ты не стала активно сниматься?

С этой картиной изменилось все, меня стали выше ценить как актрису. Работа там дала ощущение, что все замечательно. Но я не ждала от «Тихого Дона», что сейчас меня завалят предложениями. Как нет для меня материала и применения, так его и нет. (Смеется.) Но мои амбиции и интересы сейчас лежат совершенно в другой сфере. После «Тихого Дона» я ходила по каким-то кастингам и пробам, но везде говорила, что в положении. А в период съемок еще поработала у Веры Сторожевой в «Доме со всеми неудобствами». Сейчас фильм ездит по фестивалям, премьера была на «Кинотавре». Кстати, я там играла беременную.

Напророчила!

Да! (Смеется.) А даль­ше я уже никуда не ходила на пробы, хотя и были смельча­ки, которые меня приглашали на поздних сроках.

Твоя мама вышла замуж за артиста, и в семье долго не было материальной стабильности. Но она все равно поддерживала папу. Ты такая же?

Да, стабильности у нас нет, хотя Костя - артист прекрасный. Просто хорошая у нас я. (Смеется.). И сейчас он снимается, скоро выйдет картина. Пусть занимается чем хочет, я только рада буду. В нашей профессии сегодня ты добытчик, а завтра - без­работный. Рассчитывать на то, что всегда все будет в шоколаде, глупо. Поэтому нужно друг друга под­держивать, и все.