Кто в доме хозяин

показал Константин Райкин

Константин Аркадьевич не зря выбрал для своего театра именно эту пьесу итальянского комедиографа. "Синьор Тодеро – брюзга" (таково оригинальное название) отходит от канонов традиционной комедии – поставленная проблема здесь важнее, чем банальная интрига,– но еще не дотягивает до психологической драмы: характеры персонажей очень условны. Единственная изюминка – роль старого брюзги Тодеро. Несмотря на свои сто лет, Хозяин (он любит, чтобы его называли именно так) держит в страхе и повиновении весь дом. Семейный деспот распоряжается всем, начиная сахаром и кофе, которые он запирает от домашних на ключ, и заканчивая судьбой своей внучки Занетты. Вот вокруг этой барышни и ее замужества и закручивается интрига, хотя сама девица в ней никак не участвует. Главная сюжетная пружина – несносный характер сеньора Тодеро, который из корыстных соображений, а потом и вовсе из упрямства препятствует свадьбе внучки, готовя ей другую партию. Рядом с этим колоритнейшим персонажем, который остается в центре внимания, даже когда не присутствует на сцене, все остальные выглядят беспомощными котятами. Такое же расположение сил остается и в спектакле.

Константин Райкин создал чудовищный, смешной и одновременно страшный образ старика Тодеро. Зал замирает, когда он появляется на сцене, еле передвигая ноги, в засаленном халате, с какой-то паклей вместо волос и с закрашенными черным зубами. Это не просто карикатура: персонаж Райкина производит физиологически отталкивающее и в то же время мистическое впечатление. Он то засыпает на полуслове и не может сделать шагу, то бодро марширует по сцене, как генерал, волоча за собой деревянный ящик с макетом дома – поле своих военных действий. Худрук "Сатирикона" откровенно "отрывается" в этой роли, выплескивая свой нерастраченный эксцентрический талант. Он наградил своего героя заиканием, аллергией на цветы. А уж его бои с парализованной рукой, которая единственная не желает слушаться хозяина и живет своей отдельной жизнью, вообще можно исполнять на манеже как цирковые репризы. Но, найдя удачный ход, актер не смог с ним вовремя расстаться и не запустить злосчастную руку, к радости публики, к себе в штаны.

Все остальные актеры на этом фоне безнадежно блекнут. Их роли остаются плоскими и невыстроенными. Марколина, сноха Тодеро,– единственная, кто пытается противостоять домашнему тирану. Чтобы спасти дочь, она должна из забитого пугливого существа превратиться в отважную львицу. Но героиня Марины Ивановой лишь бессмысленно мечется по сцене, вопит от горя и заламывает руки. Примерно в той же манере исполнены и остальные персонажи. Сваха Фортуната (Лика Нифонтова) извивается, как змея, и льнет ко всему, что движется, будь то мужчина или женщина, малолетний сын управляющего или сам старик Тодеро.
Но именно она ставит точку в этой истории. Брюзга Тодеро неожиданно влюбляется в пышнотелую вдовушку, и прежний конфликт перестает существовать. А новый конфликт с новым, влюбленным Тодеро длится не более пяти минут, поскольку герой умирает от удара. И за это короткое время зритель не успевает понять, что спектакль был не о загубленной жизни домочадцев, а о загубленной жизни самого Тодеро. В пьесе этого печального конца нет – все влюблены и все счастливы. Роберт Стуруа решил усилить драматический подтекст, который почувствовал в пьесе Гольдони. Но для этого не хватило ни трагического финала, ни атмосферы загадочной Венеции, которую попытался создать на сцене художник Георгий Алекси-Месхишвили. Спектакль остался комедией, хотя и мрачноватой. Причем комедией одного актера.

Оригинал