Лиролюбие
Марина Зайонц
Лиролюбие
В "Сатириконе" Юрий Бутусов поставил "Короля Лира", где Константин Райкин сыграл, быть может, самую сложную роль мирового театрального репертуара
Газетные рецензии, едва ли не все, уверяют, что в новом спектакле Бутусова нет смысла. Есть отдельные находки, по-театральному эффектные, а вот про что поставлено, неясно. А если что-то и получилось, то явно случайно, как-то само собой - настаивают коллеги. Театр, конечно, дело живое, непредсказуемое, это вам не кино, снятое на пленку, где никаких изменений случиться уже не может. В нашем случае произойти может что угодно: актер плохо себя чувствует, зал не помогает (это, знаете ли, важная составляющая действия), мало ли что. Я к тому веду, что мы с коллегами, похоже, видели какие-то совсем уж разные спектакли. По мне так в бутусовском "Короле Лире" и цель определена, и смысл ясен, хотя, конечно же, он здесь не такой однозначный, как дважды два четыре. Его сквозь сон (а кто-то из рецензентов уже и публике предлагает проспать большую часть спектакля) не различить. Тут почувствовать что-то надо, одной логикой его не ухватить. Вот странное дело, при всех охах и вздохах по поводу молодых режиссеров, что, мол, только они и способны слышать голос нашего времени, выясняется, что кого-то из них "хочется поддержать", а других можно топтать, не очень церемонясь. Меж тем Юрий Бутусов нуждается в поддержке и понимании гораздо больше, чем, например, Кирилл Серебренников, который давно уже знает про себя, что он наше все. И знаете почему? Потому хотя бы, что он талантлив. И потому, что меняется от спектакля к спектаклю, набираясь опыта и умений. И потому, что статьи наши всерьез читает, выводы делает.
Про что этот "Король Лир"? Про то, что зло рождает одно только зло, про то, что отцы виновны в преступлениях детей. Неужто мало? Да, не так давно примерно о том же поставил "Лира" Лев Додин, но у Бутусова не ловкое заимствование чужих идей искать нужно, он тоже о времени, в котором живет, высказаться хочет. О распаде страны, об ужасающей агрессивности окружающей нас среды, о потерянности человека во враждебном ему, поистине космическом пространстве. Недаром же замечательный художник Александр Шишкин открыл всю сцену, оставив на ней какие-то обломки цивилизации - дверь, которая никуда не ведет, три раздолбанных пианино, на которых, надо полагать, девочек Лира учили в детстве музыке, и так далее. Да, не все Бутусову удалось. Да, какие-то вещи кажутся лишними. Да, ритмы не устоялись, а причина, по-моему, в переводе. Бутусов сделал окрошку из трех старых переводов, но ритм текста не совпадает с ритмом задуманного спектакля - и не может совпасть просто по определению. Жесткость внешнего рисунка требует и текстовой жесткости, а в спектакле по этой части - полная дисгармония. Да, первый акт пока хуже второго, а через какие-то важные вещи режиссер иногда проскакивает, торопясь к финалу. Или вот совершенно непонятно, зачем в этом "Лире" Шута играет актриса (Елена Березнова)? Похоже, для того только, чтобы в сцене бури впервые всем стало ясно, отчего исчез потом из пьесы шекспировский Шут. У Бутусова Лир его задушил. В объятиях. Шут кидается к сумасшедшему уже старику с утешениями (вот для чего женщина нужна была), обнимает и через мгновение падает бездыханный.
То есть спектакль и о том, как легко и незаметно можно убить тех, кого любишь. Он об отцах и детях, не нашедших взаимопонимания. Начинается с того, что Глостер (Денис Суханов) ставит ногу на спину стоящего перед ним на четвереньках побочного сына Эдмонда (Максим Аверин), демонстративно унижая того, кто очень скоро станет исчадием ада. Грубый символ, конечно, но в этом спектакле люди друг с другом не очень церемонятся, в точности как театральные критики с режиссерами. Тут, как в театре, поначалу играют роли, соблюдают правила и ритуалы, давным-давно заведенные. На грубом дощатом столе-помосте лежит Лир (Константин Райкин), накрывшись картой, как одеялом. Вздорный, заросший седой щетиной мускулистый, коренастый старик в черной шапочке, натянутой на голову. Отец во всех смыслах этого слова - дочерям, подданным, всем. Привык к почитанию и, как ребенок, обиделся на Корделию (Наталия Вдовина), посмевшую нарушить привычный уклад. Разозлился страшно, в гневе бросил: нате, возьмите все - завертел смуту, став ее первой жертвой. И все полетело в тартарары - злобой заражаются друг от друга, в ярости рвут бумагу, водой и прочей гадостью обливаются, кинжалами зловеще звенят, ненавидят, ослепляют, убивают, наконец.
Прозревают только в трагические минуты. Людьми становятся. Не актерами, не королями и подданными, не крестными отцами - людьми. Как Регана (Агриппина Стеклова), убитого мужа оплакивающая в конце первого акта, - тут, как в кино на крупном плане, глаз оторвать не можешь от лица, болью искаженного. Она ведь здесь тоже с ума сошла после всего этого, вышла с каким-то красным бумажным манекеном в диком танце, волосы растрепаны, глаза уплывающие. Не Эдмонда она тут в преступной страсти жаждет, любовь, с мужем убитую, вернуть хочет. Или Гонерилья (Марина Дровосекова), только что о ненависти к Регане кричавшая, отравившая ее, увидев труп сестры, пережить не смогла содеянного, закололась. Кто-то написал, что актеры "Сатирикона" не тянут, не дается им шекспировская мощь. Вот уж неправда. И Стеклова, и Дровосекова, и Максим Аверин играют здесь отменно, ни нас, ни себя не жалея. О Лире и говорить нечего. Этот жалкий старик, раздетый до трусов, в бумажном венке вместо короны только и знает что твердит теперь: "Я - человек". Райкин играет прозрение мощно и очень страшно - не то плачет так жутко, не то смеется. Идет к кульминации, как и положено, постепенно, с каждой сценой набирая высоту, с которой уже не падает. Но мне говорят: не его роль. Неправда и это. Бутусов и Райкин всерьез осваивали здесь пространство трагедии, что, согласитесь, редкость в сегодняшнем театре. Современной трагедии, если надо уточнять, той, где боль, смех, кривляние и ужас смешаны вместе так, что не разорвать. В "Ричарде III" они только подошли к ней, но во втором акте "Лира" трагедия наконец покорилась им полностью. Это ли не достижение?
Финал, где Лир пытается усадить мертвых дочерей за пианино, а они всякий раз падают, обмякают на своих круглых стульчиках, всем понравился. Только, пишут, непонятно, к чему это. Как не понять? Вернуть прошлое хочет старик, в детство вернуть, где девочек его музыке учили и все так любили друг друга. Да поздно.
источник http://www.smotr.ru/2006/2006_scon_lear.htm
Издательство: Итоги
Автор: Марина Зайонц
15.10.2006
Лиролюбие
В "Сатириконе" Юрий Бутусов поставил "Короля Лира", где Константин Райкин сыграл, быть может, самую сложную роль мирового театрального репертуара
Газетные рецензии, едва ли не все, уверяют, что в новом спектакле Бутусова нет смысла. Есть отдельные находки, по-театральному эффектные, а вот про что поставлено, неясно. А если что-то и получилось, то явно случайно, как-то само собой - настаивают коллеги. Театр, конечно, дело живое, непредсказуемое, это вам не кино, снятое на пленку, где никаких изменений случиться уже не может. В нашем случае произойти может что угодно: актер плохо себя чувствует, зал не помогает (это, знаете ли, важная составляющая действия), мало ли что. Я к тому веду, что мы с коллегами, похоже, видели какие-то совсем уж разные спектакли. По мне так в бутусовском "Короле Лире" и цель определена, и смысл ясен, хотя, конечно же, он здесь не такой однозначный, как дважды два четыре. Его сквозь сон (а кто-то из рецензентов уже и публике предлагает проспать большую часть спектакля) не различить. Тут почувствовать что-то надо, одной логикой его не ухватить. Вот странное дело, при всех охах и вздохах по поводу молодых режиссеров, что, мол, только они и способны слышать голос нашего времени, выясняется, что кого-то из них "хочется поддержать", а других можно топтать, не очень церемонясь. Меж тем Юрий Бутусов нуждается в поддержке и понимании гораздо больше, чем, например, Кирилл Серебренников, который давно уже знает про себя, что он наше все. И знаете почему? Потому хотя бы, что он талантлив. И потому, что меняется от спектакля к спектаклю, набираясь опыта и умений. И потому, что статьи наши всерьез читает, выводы делает.
Про что этот "Король Лир"? Про то, что зло рождает одно только зло, про то, что отцы виновны в преступлениях детей. Неужто мало? Да, не так давно примерно о том же поставил "Лира" Лев Додин, но у Бутусова не ловкое заимствование чужих идей искать нужно, он тоже о времени, в котором живет, высказаться хочет. О распаде страны, об ужасающей агрессивности окружающей нас среды, о потерянности человека во враждебном ему, поистине космическом пространстве. Недаром же замечательный художник Александр Шишкин открыл всю сцену, оставив на ней какие-то обломки цивилизации - дверь, которая никуда не ведет, три раздолбанных пианино, на которых, надо полагать, девочек Лира учили в детстве музыке, и так далее. Да, не все Бутусову удалось. Да, какие-то вещи кажутся лишними. Да, ритмы не устоялись, а причина, по-моему, в переводе. Бутусов сделал окрошку из трех старых переводов, но ритм текста не совпадает с ритмом задуманного спектакля - и не может совпасть просто по определению. Жесткость внешнего рисунка требует и текстовой жесткости, а в спектакле по этой части - полная дисгармония. Да, первый акт пока хуже второго, а через какие-то важные вещи режиссер иногда проскакивает, торопясь к финалу. Или вот совершенно непонятно, зачем в этом "Лире" Шута играет актриса (Елена Березнова)? Похоже, для того только, чтобы в сцене бури впервые всем стало ясно, отчего исчез потом из пьесы шекспировский Шут. У Бутусова Лир его задушил. В объятиях. Шут кидается к сумасшедшему уже старику с утешениями (вот для чего женщина нужна была), обнимает и через мгновение падает бездыханный.
То есть спектакль и о том, как легко и незаметно можно убить тех, кого любишь. Он об отцах и детях, не нашедших взаимопонимания. Начинается с того, что Глостер (Денис Суханов) ставит ногу на спину стоящего перед ним на четвереньках побочного сына Эдмонда (Максим Аверин), демонстративно унижая того, кто очень скоро станет исчадием ада. Грубый символ, конечно, но в этом спектакле люди друг с другом не очень церемонятся, в точности как театральные критики с режиссерами. Тут, как в театре, поначалу играют роли, соблюдают правила и ритуалы, давным-давно заведенные. На грубом дощатом столе-помосте лежит Лир (Константин Райкин), накрывшись картой, как одеялом. Вздорный, заросший седой щетиной мускулистый, коренастый старик в черной шапочке, натянутой на голову. Отец во всех смыслах этого слова - дочерям, подданным, всем. Привык к почитанию и, как ребенок, обиделся на Корделию (Наталия Вдовина), посмевшую нарушить привычный уклад. Разозлился страшно, в гневе бросил: нате, возьмите все - завертел смуту, став ее первой жертвой. И все полетело в тартарары - злобой заражаются друг от друга, в ярости рвут бумагу, водой и прочей гадостью обливаются, кинжалами зловеще звенят, ненавидят, ослепляют, убивают, наконец.
Прозревают только в трагические минуты. Людьми становятся. Не актерами, не королями и подданными, не крестными отцами - людьми. Как Регана (Агриппина Стеклова), убитого мужа оплакивающая в конце первого акта, - тут, как в кино на крупном плане, глаз оторвать не можешь от лица, болью искаженного. Она ведь здесь тоже с ума сошла после всего этого, вышла с каким-то красным бумажным манекеном в диком танце, волосы растрепаны, глаза уплывающие. Не Эдмонда она тут в преступной страсти жаждет, любовь, с мужем убитую, вернуть хочет. Или Гонерилья (Марина Дровосекова), только что о ненависти к Регане кричавшая, отравившая ее, увидев труп сестры, пережить не смогла содеянного, закололась. Кто-то написал, что актеры "Сатирикона" не тянут, не дается им шекспировская мощь. Вот уж неправда. И Стеклова, и Дровосекова, и Максим Аверин играют здесь отменно, ни нас, ни себя не жалея. О Лире и говорить нечего. Этот жалкий старик, раздетый до трусов, в бумажном венке вместо короны только и знает что твердит теперь: "Я - человек". Райкин играет прозрение мощно и очень страшно - не то плачет так жутко, не то смеется. Идет к кульминации, как и положено, постепенно, с каждой сценой набирая высоту, с которой уже не падает. Но мне говорят: не его роль. Неправда и это. Бутусов и Райкин всерьез осваивали здесь пространство трагедии, что, согласитесь, редкость в сегодняшнем театре. Современной трагедии, если надо уточнять, той, где боль, смех, кривляние и ужас смешаны вместе так, что не разорвать. В "Ричарде III" они только подошли к ней, но во втором акте "Лира" трагедия наконец покорилась им полностью. Это ли не достижение?
Финал, где Лир пытается усадить мертвых дочерей за пианино, а они всякий раз падают, обмякают на своих круглых стульчиках, всем понравился. Только, пишут, непонятно, к чему это. Как не понять? Вернуть прошлое хочет старик, в детство вернуть, где девочек его музыке учили и все так любили друг друга. Да поздно.
источник http://www.smotr.ru/2006/2006_scon_lear.htm
