Вчера в Высшей школе сценических искусств была премьера – «Однорукий из Спокана»
Вчера в Высшей школе сценических искусств была премьера – «Однорукий из Спокана». Мрачный мужчина, в черном пальто и шляпе, с обвисшим рукавом недостающей руки останавливается в захудалой американской гостинице. Из багажа у него – старомодный чемодан непомерного размера, да небольшой саквояж. Он меряет шагами комнату, затем, не в силах выносить стонов, доносящихся из шкафа, распахнув створку, делает в него несколько выстрелов. На звуки стрельбы в номер поднимается портье, пытающийся выяснить, кто стрелял, куда исчезли чернокожий мужчина и белая женщина из номера однорукого господина. Чернокожий, впрочем, вскоре обнаруживается в том самом шкафу, живой, но без сознания. Так начинался спектакль. В это же время Константин Райкин внимательно смотрел за происходящим с последнего ряда зрительного зала. Это было не менее завораживающее зрелище, видеть, как мастер проговаривает каждое слово персонажей, как он проживает этот спектакль вместе с актерами. В это время он тоже «был» на сцене…
Денис Суханов сыграл мрачного, погруженного в себя человека, который каждый день помнит о том, что произошло 27 лет назад. Как он лежал, прижатый бандитами к земле, а товарный поезд отрезал его руку, покоящуюся на железнодорожных путях. Кажется, что поиск руки стал смыслом его жизни. И он ищет ее. В этом городе белая девушка (в исполнении Полины Райкиной) со своим бойфрендом продают ему руку, утверждая, что это та самая рука. Тем не менее, это всего лишь конечность аборигена из местного музея, которая никак не может принадлежать Кармайклу, за что парочка оказывается пристегнутой наручниками к батарее.
В игре Григория Сиятвинды чувствуется и отчаяние, и страх, и злоба, и ненависть, и презрение, и даже благородство во имя любви, что кажется необычным для простого торговца марихуаной, желающего подзаработать 500 долларов на продаже руки безумному покупателю. Все эти маски меняются по мере развития сюжета, однако смотреть спектакль без знания американских реалий просто нельзя. Главный герой постоянно убеждает себя и зрителя в своем расизме, словно иллюстрируя историю противостояния «белых» и «цветных» в США. Тоби, чернокожего «ниггера», как называет его Кармайкл, спасает от расправы в конце спектакля только чудо, явившееся в виде телефонного звонка от матери однорукого. Старуха восьмидесяти лет сначала долго рассказывает о том, как она лазила на дерево, чтобы снять застрявший там шарик, после чего сломала лодыжку, а затем, узнав, что в комнате сына сидит чернокожий, выдающий себя за его друга, яростно требует убить «ниггера», на что сын отвечает, что будет решать сам, кого ему убивать, а кого нет. Налицо комплекс ребенка подросткового возраста, затянувшийся в Кармайкле на годы…
Спектакль заканчивается тем, что однорукий из Спокана примеряет кисть к своей культе. Он кладет ее на спинку кровати, затем накрывает своей единственной рукой и опускает голову. Кисть падает на пол. Кармайкл набирает на телефоне-вертушке номер, долго слушает гудки, а затем произносит:
- Мама, но почему ты опять так долго не берешь трубку…
