Неизвестный артист Тимофей Трибунцев
Его, по сути, не замечали до 40. Монолог его героя в легендарной короткометражке Жоры Крыжовникова «Проклятие», возможно, и был таким пронзительным, что шел от сердца. Это словно и был он — невероятно талантливый, но неизвестный актер. С тех пор многое изменилось: за 10 лет Тимофей Трибунцев обрел невероятную востребованность, любовь зрителей и возможность демонстрировать свой феноменальный артистический диапазон. Но одно осталось неизменным: он все так же неизвестен. Просто уже в другом смысле. Потому что найти более закрытого человека в этой профессии почти невозможно.
В этом нет никакого парадокса. В свои без малого 50 Тимофей Трибунцев много снимается, едва ли не еще больше играет в театре, его точно узнают на улицах, он на-стоящий народный герой. Однако артист принципиально не дает интервью, не посещает светские тусовки после премьер. Редчайшим публичным его выступлением стала встреча со студентами ГИТИСа, которая практически начинается с программного заявления о том, что он не считает нужным встречаться с критиками: «Они делают свое дело, мы — свое… В актере всегда должна быть какая-то тайна и загадка».
И чего-чего, а тайн и загадок у Трибунцева предостаточно! Это и великая тайна его бешеной работоспособности, и умение быть не просто разным, но и по-настоящему сиять в каждой роли — независимо от качества сценария, уровня мастерства режиссера и прочих производственных параметров.
В конце концов, талант — это вообще всегда огромная тайна. И в нежелании объяснять ее есть доверие актера к своей публике (и к критикам, как профессиональным зрителям, тоже): врать насчет способностей глупо, анализировать творческую кухню бессмысленно. Любое объяснение (в том числе и здесь) будет всего лишь версией — более или менее самостоятельной, но по определению сиюминутной.
Впрочем, ограничивать себя какими-то категори-ческими заявлениями — дело тем более бессмысленное. И тем страннее это делать лицедею, который уже завтра из Чебурашки из «Происшествия в стране Мульти-Пульти» может обернуться гоголевским Ноздревым («Мертвые души» Григория Константинопольского), рыбаком Юриком в «Снегире» Бориса Хлебникова или сварщиком Геной из «Доктора Лизы» Оксаны Карас.
(НЕ)ИЗВЕСТНЫЙ АРТИСТ
Последняя роль для актера, впрочем, не то чтобы совсем в новинку. Трибунцев приехал поступать на ак-терский в столицу (подавал документы, конечно, сразу во все вузы) на пороге 25-летия: «Я читал Гумилева, басню «Стрекоза и муравей» и «Ночь перед Рождеством» Гоголя. Вообще в каком-то тумане был. Готовил из того, что знал немного». До этого в родном Кирове он успел поучиться на экономиста и попробовать себя в самых разных профессиях — вплоть до сварщика.
После окончания учебы его взял к себе в «Сатирикон» Константин Райкин, вцепившийся в молодого актера с совершенно понятной страстью. Райкин и Трибунцев — актеры очень близкой органики и даже элементарной психофизики. Это миниатюрные мужчины с цепким взглядом и потрясающей способностью к переключению между комедийным и трагическим регистрами.
Кстати, одна из первых актерских удач Райкина — «Записки из подполья» Федора Достоевского. Трибунцев же прямо говорит, что самый близкий ему жанр — трагикомедия. Вместе Трибунцев и Райкин играли неоднократно, в том числе в «Дон Жуане», где Трибунцеву досталась заглавная роль, а Райкину — его верного слуги Сганареля.
Разница между работой в театре и в кино для акте-ра — тема настолько изъезженная, что стала банальностью уже сама по себе. Однако ее частные случаи по-прежнему способны занимать. Так, для Тимофея театр — это не толь-ко пресловутый «тренажерный зал», укрепляющий «ак-терский аппарат», но и проверка собственных творческих границ в той плоскости, которой кино ему предложить (во всяком случае, запросто) не может.
Увы, в кино актер очень зависит от внешности. Зато на театральной сцене Трибунцев побывал и Треплевым (в «Чайке» Юрия Бутусова он сыграл первую главную роль), и Яго (в бутусовском же «Отелло»), и Борисом Годуновым (в «Борисе» Дмитрия Крымова).
Эти опыты наверняка открыли актера для многих кинорежиссеров — на сцене рост часто уступает масштабу дарования. А главное — театр неизменно требует от актера обжить роль, подогнать ее под себя, чтобы не сковывала движения, но в то же время оставалась в пределах режиссерского замысла.
«В АКТЕРЕ ВСЕГДА ДОЛЖНА БЫТЬ КАКАЯ-ТО ТАЙНА И ЗАГАДКА»
Трибунцев говорит, что учит текст, переписывая его от руки, пока не начинает делать это наизусть. Всякий, кто когда-нибудь после школы пробовал писать сначала от руки, знает, что это совсем не то же самое. Что рука часто сама подсказывает, оказывается умнее головы, и это помогает лучше запоминать написанное. Рука не просто воспроизводит, а именно разыгрывает, разрисовывает текст. Возможно, именно этой привычке его герои обязаны своей живости, невероятной точности интонаций.
С точки зрения не то чтобы амплуа, но актерского подобия Тимофея много раз определяли в наследники королей эпизода уровня Владимира Басова, Виктора Павлова или Сергея Филиппова. Но Трибунцев умеет, подобно гибкой рептилии, сбрасывать кожу — полностью перевоплощаться даже без грима. В этом смысле он, пожалуй, ближе к Андрею Панину — еще одному артисту с потрясающей мимикой и пластикой, умевшему без видимых усилий быть и Морячком из «Мама, не горюй», и Порфирием Петровичем в «Преступлении и наказании».
Психофизика Трибунцева отражает именно подвижность ума. Его задача будто бы выразить не образ, а прежде всего внутреннее движение персонажа. Тот самый «мильон терзаний», который можно насчитать хоть у сварщика, хоть у Чебурашки. Что уж говорить о монахе — лице духовном, которое по определению на прицеле у разного рода и калибра искусителей.
Неудивительно, что «Монах и бес» Николая Досталя стал его визитной карточкой в кино и одной из, увы, немногих его главных киноролей. В этой очень удачной работе удобно рассмотреть методы работы актера. Вечно напряженное выражение лица — лишь стартовая точка. Каждая мысль, каждое движение души и ума здесь на-ходит зримое воплощение в движении — будь это что-то экспрессивное или всего лишь танец мимических мышц.
В то же время работа Трибунцева — это никогда не показательное выступление, не демонстрация навыков и достижений. Обладая запоминающейся внешностью, он всякий раз умеет быть новым и обязательно непредсказуемым, исходя из того, что самому ему смотреть на сухое выполнение режиссерских задач совершенно не-интересно: «Вот я, например, профессиональный зритель. Смотрю и вижу: сейчас артист выполняет задачу. Но я ведь, наоборот, должен удивляться, не понимать, что актер вообще делает на сцене».
Из всего вышесказанного можно было бы сделать вывод, что Трибунцев из тех артистов, которые бессозна-тельно тянут одеяло на себя, лезут из кожи вон и во что бы то ни стало стремятся блеснуть, затмив коллег. Это совершенно не так — он безупречный ансамблевый актер, что легко заметить, например, по недавней «Седьмой симфонии».
И как тут не вспомнить «Репетицию оркестра» Федерико Феллини — великий фильм о том, что в оркестре важен каждый инструмент. И о том, что сколь бы взбалмошным ни был бы исполнитель, хороший музыкант отличается от плохого (помимо таланта) именно этим пониманием.
Тимофей Трибунцев этим знанием владеет во всей полноте, а значит, и в дальнейшем не потеряется ни в одном актерском оркестре.
Иллюстрации: Дмитрий Гиенко
