Тяни-толкай с лицами Константина Райкина и Романа Козака
Совместная работа Театра имени Пушкина и театра "Сатирикон"
Дело было так: собираясь в отпуск, художественный руководитель Театра имени Пушкина Роман Козак обнаружил у себя в столе старую рукопись, бросил взгляд и, не отрываясь, прочитал от начала до конца. Тут же подумал об актере и художественном руководителе театра "Сатирикон" Константине Райкине, позвонил ему. В тот же день они встретились с Константином Аркадьевичем. И в части любопытства к переводному сочинению произошла та же самая история. Это случилось минувшим летом, а на прошлой неделе "Косметика врага", роман в диалогах бельгийской писательницы Амели Нотомб, сыграли на сцене Театра Пушкина. 2 и 3 марта премьера назначена на сцене "Сатирикона". Два худрука договорились "эксплуатировать" спектакль в очередь (постановщиком обоих версий стал Роман Козак, режиссером - Алла Покровская). "Сто страниц динамита", "литературная жемчужина", "блестящий ум, элегантность стиля, чудовищные страсти" -по нынешней моде программка цитирует захлебывающиеся от восторга эпитеты, которыми наградили Нотомб "их" рецензенты. Если бы не эти авансы, то, как говорится, длиннее был бы мой рассказ. Но в восторгах - явный перебор. Правда, как всегда, скромнее.
Представительница дряхлой европейской цивилизации - Амели Нотомб то и дело ищет, на что и на кого ей опереться, и, петляя в узких улочках детективного сюжета, где, как говорится, двум машинам не разойтись, находит такие опоры. Чувствуешь себя туристом, приехавшим в город своей мечты: вот ратуша, вот капелла. Узнаешь знакомые литературные "остановки", от стивенсоновского "Доктора Джекила и мистера Хайда" до "Случая в зоопарке" Олби. Ничего предосудительного в этом нет, но и ничего хорошего в данном случае - тоже.
Одно дело, если бы Нотомб на этих узнаваниях построила какую-то особую литературную игру. Но она, если можно так сказать, не здороваясь, двигается дальше. Финал, к которому автор приводит в общем-то замысловато и эффектно - как и положено подлинно детективной истории, - построенному сюжету сильно разочаровывает: в своем романе Нотомб фактически материализует известную мечту написать детектив, в котором убийцей окажется читатель. Не совсем, конечно, читатель, но... Из уважения к жанру оставим развязку в секрете. Одно замечание: каждые десять минут Нотомб так умело и резко выворачивает сюжет, что финальный его поворот оказывается не столько неожиданным, сколько разочаровывающим. Не сразу веришь в то, что все предыдущие кренделя выделывались ради такого вот культурологического пшика.
Важное добавление: разочаровывает Нотомб, но не Райкин и Козак.
Для того и другого "Косметика врага" - своего рода движение роли. Той, которую с некоторой высокопарностью можно назвать ролью жизни.
Для Константина Райкина нынешний Текстор Тексель - очевидное продолжение, но (поклон в сторону обоих! ) не повторение всевозможных злодеев и жертв, от Ричарда III и Гамлета до Грегора Замзы, которого невольно вспоминаешь в тот момент, когда Тексель-Райкин забирается на конструкцию из аэропортовых кресел и сверху "парит" над своим присмиревшим "двойником".
Для Козака - это продолжение диалогов "Эмигрантов" и - если принимать во внимание его режиссерский опыт - внутреннего смятения "Маскарада". Годы, проведенные не на сцене, а за режиссерским столиком, конечно, чувствуются. Временами Козак не столько играет, сколько по-режиссерски показывает, как это следовало бы сыграть. А временами из-под режиссерской маски выглядывает наконец когда-то любимый актер, умевший, как Райкин, если надо - повеселить, а то, если опять-таки надо - испугать не на шутку. Все, что нужно его герою, которому за два часа двадцать минут (без антракта) предстоит путь от рассудительного и самоуверенного и самого что ни на есть добропорядочного буржуа - к финальному безумию и... Снова - молчание!
В игре Райкина особенно дороги минуты не мелкого бесовства, хотя и в этой ипостаси актеру удается всякий раз обнаружить до сих пор не виденные и недопроявленные мелочи злодейства, а влюбленности - рассказа Текселя о безумии страсти, когда Райкин играет не злодея, а поэта, который в эту минуту - родной или двоюродный брат Сирано, чья любовь не разгадана и не замечена. Он - герой-любовник, совершающий злодейство во имя и против собственной любви.
Напоследок - реверанс в сторону художника Александра Орлова, который сумел отразить как эффектность, так и банальность сюжета: за первое "отвечает" игра с манекенами, населяющими зал ожидания аэропорта, где "зависает" пара героев, безликие манекены сидят спиной к публике, так что среди них легко было затесаться Текстору Текселю, подстерегающему свою жертву. За второе ответственен задник, передающий привет из фламандского, но и не слишком далекого прошлого - хелло, Магритт. Для ценителей с хорошим зрением: шесть мониторов, отражающих вылеты и прилеты. Среди мелькающих там шести или семи мировых столиц - невесть откуда "залетевшая" Нерюнгри. А рейс на Барселону задерживается.
