«Лондон Шоу» – 200

Сегодня спектакль «Лондон Шоу» пройдет в 200-й раз! Поздравляем театр, творческую, постановочную команду спектакля и всех его зрителей!

«Лондон Шоу» – это сатириконовская версия комедии Бернарда Шоу «Пигмалион» в постановке Константина Райкина. Знаменитая, очень популярная история о лондонском профессоре фонетики Генри Хиггинсе, который заключил пари и теперь должен за шесть месяцев обучить малограмотную цветочницу Элизу Дулитл хорошему произношению, а заодно и манерам леди. Константин Райкин добавил в спектакль неожиданный эффект кино – черно-белые пластические интермедии на улицах Лондона под музыку из фильмов Чарли Чаплина. В фантазии Элизы сам профессор Хиггинс предстал в образе Чаплина с его котелком, тросточкой и семенящей походкой. Панорама Лондона и «великий немой» украсили историю гордой замарашки с её победным убеждением: «Леди отличается от цветочницы не тем, как она себя держит, а тем, как с ней себя держат»!

Представляем небольшое интервью с Константином Райкиным, который рассказал интересные факты о создании спектакля:

- Вспомним начало пути. Для такой пьесы чрезвычайно важно наличие артиста на главную роль профессора Хиггинса.

- Да, роль Хиггинса репетировали Максим Аверин и Артём Осипов. Оба работали очень интересно и по-своему. Сейчас играет только Артём, и я его считаю одним из самых лучших наших артистов. Настоящим мастером, который обладает огромными возможностями. Говоря спортивным языком, гимнастическим, там есть элементы ультра-си – сложнейшие вещи, которые он способен решать. И вот, мне кажется, одним из этапов его становления как артиста была эта роль.

- В чём секрет вообще-то несвойственного «Сатирикону» такого долголетия спектакля?

- «Лондон Шоу» – вообще уникальный случай, потому что в отличие от других своих спектаклей, я его смотрю не так часто. Я как-то за него не очень беспокоюсь, он прочно и качественно идёт. И отсутствие моего ежечасного контроля не сильно сказывается. Обычно я знаю, что если долго не видел спектакль, то мне придется «зажмуриться». А здесь высокий уровень прочности, стабильности, профессионализма актеров. Мне нравится, как публика хорошо и живо реагирует на спектакль. Мы много сделали для того, чтобы эта очень английская, очень многословная история была бы по-живому воспринимаема.

- Долго решались на постановку?

- Нет, я как-то стал вдруг читать Бернарда Шоу и вернулся к этой пьесе. Она обаятельная, умная, но при этом очень многословная. И там есть проблема в начале, когда такой мастер и знаток театра, как Шоу, выводит в первой сцене огромное количество народа, и эти действующие лица потом нигде больше не появляется. Даже чисто практически, эти артисты, что не кланяются в конце? Если вспомнить уроки элементарной физики, такое ощущение, что у организма голова обладает такой большой тяжестью, что фигура слишком неустойчива, центр тяжести у неё очень высоко – так перенасыщена случайным народом первая сцена. И я стал думать.

И вот во время своего очередного визита в Венецию наткнулся на календарь с фотографиями из фильмов Чарли Чаплина. Вдруг мне пришло в голову, что его великие фильмы были сделаны примерно в то же время, когда была написана эта пьеса. И что, если эту сцену связать с музыкой Чарли Чаплина и сыграть в стиле немого черно-белого кино с титрами, и вообще потом эту чаплиновскую тему черно-белого кино продолжить, перемежая его цветным звуковым кино, то в этом есть решение вопроса. Потом придумались сцена Бала – приёма в посольстве. Потом фантазия Элизы с цитатой из «Огней большого города» с Чаплиным - Хиггинсом, когда он как-бы обеднел, а у неё уже цветочный магазин. Потом сцена «работы над Элизой». И финал тоже, которого нет в пьесе, – со свадьбой папы Дулитла. И вся эта композиция возникла в Венеции от случайной встречи в киоске с календарём по фильмам Чарли Чаплина.

- Вы отказались от благополучного любовного финала с хэппи-эндом, который позже закрепился в знаменитых киноверсиях пьесы – «Пигмалион» и «Моя прекрасная леди».

- Я тут шел точно от автора. Потому что это было настоятельное категорическое требование Шоу. Да, он согласился на сценарий фильма. Но мне очень нравится его основной вариант. Дело не в том, чтобы Элиза и Хиггинс соединились, это такое достаточно мещанское замыкание цепи. Потому что в любви возникает обязательно вопрос самолюбия. Что важнее? Есть любовь для себя и любовь, когда на какое-то время фигура другого человека становится важнее твоей собственной. Вот с Хиггинсом этого не произошло. Он не может переступить через себя, и он наказан. И это наказание, которое не даст ему покоя. Некая утрата, мука, которая его как-то усовершенствует. Мне нравится, когда есть колоссальная взаимная тяга и колоссальная борьба с самим собой, собственным самолюбием. Здесь эта разомкнутость почти круглой истории, стремящейся к тому, чтобы замкнуться, мне кажется правильной.

- На спектакле работали два замечательных художника – Борис Валуев и Алла Коженкова.

- Да, это очень хорошая работа по костюмам Аллы Коженковой, с которой мы сделали вместе много спектаклей, в частности и «Шантеклер», и «Синее чудовище». И, конечно, Боря Валуев создал замечательную сценографию, эти трехстворчатые башни, поворачивающиеся в сторону зала то квартирой Хиггинса, то другими интерьерами. Я очень скучаю по нему. Он, вообще огромную роль играл в моей жизни как человек очень образованный, принципиальный, талантливый, добросовестный до невозможности в своей работе. Требовательный к себе и другим, удивительный прекрасный человек и художник. Он на меня оказал и продолжает оказывать после своего ухода из жизни очень большое влияние. Он был из настоящих близких мне людей. И эту работу его я очень люблю.

- Есть ли какая-то история вокруг знаменитых появлений папаши Дулитла в сцене с его непрерывными почёсываниями, которые потом обращаются в «сплошной парфюм»?

-  Да, и Гриша Сиятвинда, и Денис Суханов, которые играют эту роль, – это два подарка режиссеру. Два блистательных артиста. И я придумал, исходя из их возможностей, очень сложный физический рисунок. Когда артисту нужно делать множество движений, маленьких дел, которые связаны с реквизитом и кучей всяких утруднений. Они это очень по-разному играют, в своей индивидуальности, хотя рисунок один и тот же. Мы делали даже такой номер на капустнике – показывали сразу одновременно их двоих, синхронно. И это действительно было смешно, особенно в соединении с «глупыми словами», что я как режиссёр учитываю индивидуальность каждого артиста. Когда из двух уст шёл один и тот же текст – такая стереофония, и еще одни и те же движения они делали в одних и тех же костюмах и играли одно и то же – было здорово. Конечно, если серьезно, каждый из них по-своему играет, и рисунок, единый по форме, не отменяет индивидуального разноголосия.

Но вообще Шоу говорил про назидательность пьесы, и очень отстаивал эту функцию для театра. Не могу сказать, что здесь я с ним согласен. Он умный и великий драматург, но сам спектакль от этой функции назидательности потом можно и избавить. Вот в игре слов в названии, кстати, это тоже отражено: Шоу и шоу. Это и его имя, и show – спектакль, представление на английском языке. «Лондон Шоу» – это драматический спектакль, но у нас там, конечно, есть элементы умной развлекательности.

Интересные факты из истории «Лондон Шоу»:

• К 200-му показу близка еще одна круглая дата: спектакль идёт в репертуаре «Сатирикона» почти 10 лет. Его премьера состоялась 30 мая 2013 года.
• Спектакль пережил беременность обеих Элиз – Елизаветы Мартинес Карденас и Альбины Юсуповой. Причем в одном случае повторную беременность (Елизавета Мартинес-Карденас за это время родила уже двоих детей).
• В пьесе «Пигмалион» Бернарда Шоу (1912), как и в фильме «Огни большого города» Чарли Чаплина (1931), главная героиня – цветочница.