Русско-американский Иван. 10 вопросов к Денису Суханову

- Эта история происходит в США, родители - американцы назвали Вашего героя в честь чеховского дяди Вани. Но если бы он был полным чеховским аналогом, американскому автору не стоило бы писать пьесу. А если бы у этих двух Иванов не было ничего общего, то и культовое русское имя давать незачем. Тут очень важна биография роли, кто он, этот новый дядя Ваня?

- Это человек нестоличный, он из одноэтажной Америки. У него закрытая провинциальная жизнь, ближайший магазин в шести милях от дома, думаю, что небольшая дружба с соседями, друзей, наверное, почти нет. И постепенно он ушел в свою скорлупу, одиночество, нашел какую-то прелесть в уединении, в большом количестве книг, ушел в литературу. Ещё раньше его родители тяжело заболели, состарились. Он пожертвовал карьерой и занимался родителями, пока они не умерли – это, конечно, наложило свой отпечаток. Есть сестра. Приемная, не родная. И он её любит. И она его. Духовная связь между ними очень крепкая. Вот это - единственный человек, друг, товарищ который у него есть. Её зовут Соня.

- Она ведь в него влюблена?

- Думаю, что да. Она все время делает ему какие-то намеки, всё время надеется, что что-то произойдет между ними, рассматривает его в более интимном смысле.

- А он?

- Он нет. Соня с этой стороны его не интересует. Он не хочет ничего менять, его удовлетворяет этот покой, эта тишина, эта уединённость. Спокойный интеллигентный, воспитанный человек, наверное, он уже не рассчитывает на сердечную душевную историю с кем бы то ни было, просто потому, что никого рядом нет. У него есть еще родная сестра, у которой как раз с карьерой всё хорошо получилось. Она стала известной артисткой, редко сюда приезжает. Это Маша. Она платит за дом, где все они выросли. Понимает, что Ваня с Соней не могли бы содержать себя, так как никогда не работали, много лет ухаживали за родителями. И вот Маша помогала им материально очень долгое время. И долгое время продолжалось это спокойное течение их налаженной жизни в привычной обстановке.

- Почему он главный герой?

- Я бы сказал, что здесь все герои равнозначны.

- Всё-таки пьеса не называется «Маша и Соня…» или «Соня и Ваня…», первым назван именно Ваня. Наверное, неспроста?

- Наверное, дело в том, что именно с ним связан бунт против обстоятельств жизни. При внешнем спокойствии, страсти в нём бурлят сильные, и они накапливаются, а, доведенные до какой-то стадии, наконец, прорываются. Всегда и авторам, и артистам интересен такой слом в судьбе героя.

- Сколько «спрятанных» чеховских пьес Вы насчитали в этом новом американском произведении?

- Там есть сноски во всё, практически: и в «Иванова», и в «Три сестры», и в «Чайку», и в «Вишневый сад», и в «Дядю Ваню». Интересно Дюранг придумал, что герои всё время попадают в чеховские ситуации. Причем, они люди литературные, они легко эти ситуации угадывают. Ваня, Соня, Маша в детстве устраивали домашние спектакли, их отец обожал Чехова, очень хотел посмотреть «Чайку» в России, но поехать не решился. Всегда эта семья была окружена литературой, Чеховым, Россией - они напитаны этим. Их дом - такое родовое и театральное гнездо.

Вообще, знаете ли, люди живут, и не понимают, что они всё время попадают в чеховские ситуации! Вот эта семья, эти конкретные герои, они постоянно туда «заваливаются» и постоянно ошарашены этими открытиями. А люди, которые, может быть, так хорошо Чехова не знают, всё равно тоже туда попадают, продолжая этого не знать… А если бы рядом был какой-то литературовед, он бы им пояснил, что всё это вот, оказывается, откуда!

- Немного раскроем карты сюжета: Ваш Ваня пишет свою версию пьесы, которую в чеховской «Чайке» сочинил Костя Треплев. Почему американского дядю Ваню мучит именно это «Люди, львы, орлы…»?

- Наверное, он чувствует в нем, в Косте Треплеве, такого же одинокого, непризнанного человека, нераскрытого. Хотя Ваня в нашем случае – он не писатель, и не претендует на это. Но он тоже хочет как-то выразиться и очень этого стесняется, стесняется даже родных сестер. Для него большой поступок прочесть пьесу вслух – открыть свою внутреннюю жизнь. Ведь большинство людей считают, непонятным, о чем это: «Люди, львы, орлы, куропатки…» Начало какой-то другой жизни после того, как всё погибло… А если всё погибло, то кто это говорит и кто слушает?.. В чеховской пьесе Ваня находит какое-то созвучие своим внутренним мыслям, прибавляя к ней уже свою конкретную жизнь. Но и там, и здесь пьеса была остановлена. Мы не знаем, что было дальше, что написал чеховский Треплев, что написал в данном случае Ваня. Оба раза спектакль срывается, и нам не дано знать, куда они вели историю. Была же какая-то кульминация, развитие, итог, была же цельная мысль. Её оборвал Чехов, и её оборвал Дюранг.

- Если окончательно вжиться в образ, наверное, можно представить, каким мог быть финал Ваниной пьесы?

- Я думаю, у всех великих авторов, которые задают серьезные вопросы, есть и ответы на эти вопросы. И думаю, и у него должен быть ответ. Я себе представляю, что в этой пьесе, пройдя через все перипетии, кошмары и ужасы, люди как-то объединились, прозрели, увидели друг друга, стали сплачиваться, преодолели эту страшную разобщенность современной жизни. Может быть, Бог увидел эти их усилия и помог им… Если выход не к свету, то иначе, что? Чернота и мрак? Они всё-таки светлые люди - и Треплев, и Ваня.

- В Вашей актёрской судьбе с прямым чеховским материалом Вы впервые столкнулись в сатириконовской «Чайке», спектакле Юрия Бутусова. Там Вы играете Тригорина, но и Костю Треплева немного тоже.

- Да, у нас там много переплетений, все играют всех, и у меня есть одна сцена, где я – Треплев. Это когда уже в 4-м акте приезжает Нина, она уже стала артисткой, прошло время, и Костя её видит совершенно другой, но пытается все равно вернуть. А она любит другого человека…

-В чем разнятся по сути, в конечном итоге, Чехов и эта новая американская пьеса?

- Чехов безграничен, и такой разный. Он очень проникнут грустью и печалью, и трагизмом, но все равно у него много света и подсказок людям, и прорывов в светлое. Он не уничтожает и себя, и читателя – он даже в самом трагическом конце длит жизнь… Если учитывать, что Треплев все-таки застрелился, я вижу в этом большую трагедию, потому что мы так и не поняли, кто же это был - гений или посредственность. Если бы он не застрелился и прошел все сложности жизни литератора, которые прошёл, например, Тригорин, может быть, он кем-то и стал бы… В этом трагедия, что он не выдержал страшной безответной любви, а мы так и не поняли, кто такой Костя Треплев был. Бывают в жизни обстоятельства, которые человек не может пережить…

А наш Ваня - он не Треплев, он всё-таки не убил себя. Сестра, которая хотела продать дом, их родное гнездо, отказалась от этой идеи, и они останутся здесь, у пруда, у вишневого сада, вместе… Видимо, в жизни нам всем нужны серьезные критические обстоятельства, чтобы мы прозрели. Вот происходит что-то страшное, и вдруг люди начинают видеть друг друга, и объединяются, и настоящие ценности выходят на первый план…

Текст Екатерина Купреева

Фото с репетиции Евгений Люлюкин