Арбенин в райском саду
В "Сатириконе" поставили Лермонтова
НЕВЕРОЯТНЫЕ задачи стоят перед театром "Сатирикон", когда он берется за шедевры мировой драматургии. Не чуждый художественным порывам, он, бедненький, должен все время помнить о своем зрителе - молодом и торопливом, привыкшем к бравурным танцевальным ритмам и гротескным эскападам. Соединить коня и трепетную лань сначала попробовал Юрий Бутусов. В целом - при известных потерях - получилось! Сам Райкин изрядно преуспел в своих штудиях на темы Островского - и занимательно, и толково у него все получилось с "Доходным местом".
Наконец, задело принялась "тяжелая артиллерия": Владимир Агеев, приглашенный ставить "Маскарад", - непросто постановщик занимательного анекдотца из жизни Белого, Блока и Менделеевой под названием "Пленные духи", но и ученик самого Анатолия Васильева, а в его тонком и мудром спектакле "Месяц в деревне" играл в будущем знаменитый режиссер и гордость нового русского кино Андрей Звягинцев. Звягинцев с супругой присутствовал на премьере "Маскарада" и, наверное, с ностальгией вспоминал о временах, когда оба они были никому не известны и способны на созерцательную и некрикливую театральную работу.
В "Маскараде" режиссерская удаль Владимира Агеева (сам он похож на молодца-удальца: широкоплечий, белокурый былинный герой) развернулась во всю мощь. Темпераментный и отмеченный всеми признаками душевного здоровья, начисто чуждый всякого декаданса, он тем не менее является последовательным приверженцем символизма и мистики. Только стесняется. Может быть, потому в его повествовании столько иронии и юродства?
Первые минуты спектакля кажутся почти нестерпимыми по количеству крика и риторического бряцания. Арбенин Максима Аверина (которого он играет в очередь с Денисом Сухановым), проглатывая буквы и рифмы, старательно и томно выводит романтические стансы своего персонажа. Точно сговорившись с Райкиным или перепутав "Маскарад" со "Страной любви", только что спетой на сцене "Сатирикона", Агеев напичкал спектакль огромным количеством музыкальных фрагментов, так что весь "Маскарад" идет на фоне стилизованной "попсы" (над музыкой трудился вездесущий Владимир Панков). У него то Нина (Глафира Тарханова) вытащит из-за пазухи микрофон и споет разудалый романс, то сам Арбенин пустится изъяснять свои страдания на языке рэпа - мол, был обманут-трам-там-там - и забьется в ритмичных конвульсиях, то нежданно зазвучит сладкая музычка в духе советских лирических кинокомедий 50-х.
И в самом деле - невозможно ведь всерьез говорить всю эту запредельную чушь: "Но скоро черствая кора/ С моей души слетела, мир прекрасный/ Моим глазам открылся не напрасно, / И я воскрес для жизни и добра". Арбенин-Аверин фиглярствует изо всех сил, пародируя и снижая романтические звоны лермонтовской драмы, и в конце концов поселяет в публике чувство глубокой тоски. Ведь ей предстоит перспектива два с лишним часа провести в обществе юродствующего фигляра, который то Адамом прикинется и картинно рассядется под райским деревом, то примется нестерпимо кокетничать с Казариным (которого играют по очереди то он, то Денис Суханов) - одним словом, где жизнь, где слезы, где любовь?
Агеев обряжает драму Лермонтова в крикливо-яркие костюмы, точно соперничая с самим Филиппом Киркоровым, расставляет на сценическом планшете несколько мучительно задумавшихся скульптурных торсов, а в глубине устанавливает свой "мистический" театрик, в котором помещает райское дерево и рыбок в голубых водных просторах (художник Марина Филатова).
Жизнь этого театрика образует тот самый символический второй план, о котором не должен забывать зритель, пока смотрит на фиглярствующих актеров. Это в первой реальности они подобны кокетливым и гомосексуальным звездам телешоу, произносящим ходульные романтические монологи. Подлинный же, так сказать, духовный план их бытия раскрывается на этой второй сцене. Здесь же - на первой сцене - драма Лермонтова "Маскарад" прочитана как очень слабое сочинение, подражательное, написанное точно пародия на все расхожие романтические сюжеты. Школьники выходят благодарными, потому что в глубине души ненавидят этого самого Лермонтова и всю его старомодную риторику, а у Агеева находят его вполне замысловатым, да еще с рэпом и всевозможными песенками.
Агеев пародирует и юродствует, не испытывая никакого пиетета перед знаменитой русской трагедией, на основе которой когда-то Мейерхольд создал свое исполненное мрачной красоты пророческое сочинение, да и его учитель Анатолий Васильев поставил в "Комедии Франсез" свой легендарный спектакль. Но на второй, скрытой сцене своего сознания Агеев полон нешуточного серьеза. Но это становится ясно не сразу, а постепенно.
В мире, где царствуют Неизвестный и его свита (в исполнении Григория Сиятвинды никакой неизвестности в его персонаже нет: это натуральный черт или сам дьявол, если угодно, расставляющий свои подлые сети там, где царит любовь), в этом мире есть только дурной театр, а прихвостни бездны распевают на слова Лермонтова дешевые эстрадные куплеты.
Во втором акте страдания Арбенина и Нины неожиданно становятся вполне серьезными, психологически мотивированными, и вся предыдущая игра в марионеточный, ернический театр уходит, затопляя сцену живыми слезами. Но все это - тоже игра. Потому что наступит миг прозрения, и пострадавший всласть Арбенин под сладкие звуки Владимира Панкова отправится к райскому древу и там сожмет в объятиях вновь обретенную Еву, чтобы навсегда соединиться с ней в вечном браке.
То есть на протяжении всего спектакля ты думаешь, что он - пародия, а он - на самом деле - нетривиальная символическая структура, в которой Арбенину и Нине возвращены их подлинные, мистические имена Адама и Евы. И теперь в злобных конвульсиях будет биться вовсе не мрачный герой лермонтовской драмы, а мировое зло, то есть Неизвестный, Арбенин же счастливо и нежно - улыбаться в объятиях Евы. Счастливая развязка, столь необходимая позитивистской телевизионной эстетике, обеспечена..
