«Фашизм продолжает быть угрозой человеческой психологии». Константин Райкин о «Близких друзьях»

«Сатирикон» готовит премьеру по повести Евгения Водолазкина «Близкие друзья». Спектакль репетирует режиссёр Сергей Сотников вместе с командой артистов молодого поколения «Сатирикона», художник постановки Марфа Гудкова. Премьеру представим 18, 19, 20 февраля на сцене Центрального дома актёра на Арбате, 35. Художественный руководитель театра Константин Райкин поделился надеждами на сценическое воплощение «Близких друзей» в «Сатириконе»:

- Для меня Евгений Водолазкин – один из наиболее интересных современных отечественных писателей. Я вижу в нём очень важные глубинные совпадения с моим ощущением жизни. Тут же каждый выбирает себе подобных, в какой-то степени. Я недавно с ним лично познакомился и обнаружил в нем застенчивого, деликатного, интеллигентного человека, что, собственно, и предполагал. Писатель он с большой глубиной, с очень внятно прослеживаемыми темами, я бы сказал, с христианскими установками отношения к человеку по-человечески и с желанием как можно глубже, внимательнее, бережнее и уважительнее проникнуть в мир человека, каким бы он ни был по поступкам, каким бы он по качеству ни оказывался.

       Тут очень важно понимать, мне кажется, что человек, совершающий поступки, выходящие за рамки нравственности и морали, тоже является человеком. И важно художнику прослеживать происхождение порока, происхождение беды, заблуждения, преступления. Если вспоминать какие-то высоты великой русской литературы, то ведь понятно, что и Достоевский изучал человеческий опыт преступления в «Преступлении и наказании». Его интересовал человек как таковой, с его душой, его ошибками, страстями. Он не пренебрегал, у него не было неприкасаемых, не было презрения к человеку. Был колоссальный христианский глубинный интерес. Мне кажется, что вот этим интересом к человеку отличается и Водолазкин.

- Какие смыслы повести «Близкие друзья» важны для вас?

- Изначально важно отношение к представителям вражеской позиции, вражеской по отношению к нашему государству того времени, к Советскому Союзу. То есть, когда мы изучаем историю врага, нельзя забывать, что эти люди каким-то образом пришли к положению воевавших против нас. Они вели такую неправедную завоевательную войну, но это были люди. Со своими историями, судьбами, очень трогательными человеческими мотивами, установками. Тут нужно понимать, что фашизм – это не то, что происходило с чужими людьми. Такое явление как фашизм – сейчас рядом с нами. Это продолжает быть угрозой человеческой психологии. А у нас есть какое-то убеждение, что это могло только с ними случиться… Но это как рабство. С ним надо бороться постоянно, а не один раз покончить и решить, что оно невозвратно ушло. Противостояние надо подтверждать каждый день.

       Положение «человек – это враг, его надо убить, истребить» – положение временное и, вообще говоря, необъективное. Это то, от чего надо потом избавляться, невозможно жить в этом состоянии всё время. Все равно люди – братья между собой. В этом христианская позиция. Но её надо подтверждать, потому что она неочевидна для огромного количества людей. И даже для людей вполне умных это неочевидно.

       Недаром вдруг попытка изучить серьезно опыт наших бывших врагов вызывает такое яростное неприятие. Это всё потому, что мы продолжаем думать, что это могло случиться только с ними, а с нами бы этого случиться не могло. Абсолютно беспечное, поверхностное и опасное заблуждение.

- Что важно, когда в театре режиссёр берется за "недраматургию", за прозаический материал?

- Взять прозу в театре – требует очень серьезной переделки, потому что это перевод в другой вид искусства, громадная дополнительная работа. Когда режиссер имеет дело с пьесой – это изначально произведение, которое рассчитано уже на сценическое воплощение. Всё или почти всё в нём готово, чтобы перевести его на язык сцены. Литература же предполагает совершенно другие уровни и способы восприятия. Это колоссальная дополнительная сложность.

- Чем вас убедил режиссёрский опыт Сергея Сотникова, предложившего театру эту повесть? Это же он пришёл к вам с инициативой по поводу «Близких друзей».

- Я очень давно его наблюдаю помимо того, что он был когда-то моим студентом, и я его знаю просто как актера. Для меня это первая его полноценная режиссерская работа в нашем театре. Я до этого видел его очень обнадеживающие меня серьезные педагогические работы. А педагогика на определенном уровне своего развития очень сродни режиссуре. Понятно, что это не одно и то же, что режиссура – это более высокая стадия педагогики, но она предполагает какой-то педагогический опыт. Тем более, он большой у Сережи. И очень, мне кажется, обнадеживающе-положительный.

- Пандемийный ракурс. Работа над этим спектаклем фактически ведется год. Она ведется в разных ситуациях и формах, но работа эта очень долго созревающая. Как время может сказаться на результате?

- По-разному может сказаться. С одной стороны, в этом есть положительный момент, потому что можно всё продумать, передумать, что-то поменять, как-то прокорректировать себя. С другой стороны, с моей точки зрения в этом больше плохого, чем хорошего. По законам природы довольно сложно прерывать беременность, потом опять к ней возвращаться. Создание спектакля – это же сродни процессу рождения. Выходит, можно быть немножко беременным, потом еще более беременным, потом сделать какие-то антракты – всё это противоестественно и, конечно, испытание на прочность.

       С другой стороны, такие примеры у нас в театре были. Ровно год Петр Наумович Фоменко делал «Великолепного рогоносца». Там не было перерывов, но это было иногда невыносимо, и для него самого. При том, что когда мы его «ускоряли», пытались в какие-то берега ввести временные, он очень сердился и раздражался, когда его начинали подгонять.

- Зато был какой результат!

- Вот! Понятно, что тут слишком строгих законов нет.

- Исходя из наших теперешних знаний о Второй мировой, того опыта, который имеет сейчас усредненный читающе-смотрящий зритель, кажется ли Вам, что эта вещь в репертуаре «Сатирикона» будет провокационной?

- Во всяком случае, мне бы хотелось, чтобы она освежала взгляд. Чтобы она была каким-то поворотом, новой гранью в восприятии зрителей. Я на это надеюсь. Потому что мирное время – это и есть настоящее время человеческого. Состояние войны – неестественное. Надо это понимать.