Конечность и бесконечность
Ирландец Мартин Макдонах с его семью пьесами становится всё более необходимым в российском театре. Первооткрыватель Макдонаха в России, руководитель пермского театра «У моста» Сергей Федотов, который уже поставил все пьесы драматурга, этой осенью провёл в своём театре международный фестиваль Макдонаха с участием спектаклей из Великобритании, Азербайджана, Боснии и Герцеговины, Австрии, Чехии, Германии, Польши, а также из Ижевска, Челябинска, Санкт-Петербурга и Москвы. А параллельно в Москве вышел спектакль, который украсил бы и афишу этого фестиваля, и афишу любого другого смотра. Премьерой последней пьесы Макдонаха «Однорукий из Спокана» в постановке Константина Райкина открылась и новая театральная сцена Учебного театра Высшей школы сценических искусств.
Пять лет назад в «Сатириконе» с разницей в неделю вышли спектакли линэнской дилогии - «Королева красоты» и «Сиротливый Запад». Их персонажи явно были ближайшими соседями по убогому захолустному городку, по донельзя суженному тупику бытия – этакой «баньки с тараканами» (образ ада у Достоевского). Из-за трагической кончины актрисы Ангелины Варгановой дилогию сняли с репертуара – в этой интимной, предельно откровенной и бесстрашной работе замена была бы невозможна. Партнёр Варгановой – Денис Суханов, феерически сыгравший в «Королеве красоты» восьмидесятилетнюю старуху, - теперь продолжает разрабатывать эту богатейшую драматургическую «жилу» в роли однорукого Кармайкла. Его герой ищет по всему миру свою конечность, которая «принадлежит ему по праву» и которой он никогда не сможет воспользоваться, и готов мстить каждому, кто вздумает поглумиться над его трагедией или нажиться на ней.
По чеховскому закону, если в первом акте на стене висит ружьё, в последнем оно должно выстрелить. В «Одноруком…» выстрел по скулящей в шкафу жертве раздаётся сразу же, а единственная рука главного героя не выпускает пистолет весь спектакль. Макдонах не подманивает зрителя постепенным развитием интриги, а хватает за шкирку и сразу кидает в какой-то смерч, где перемешались ужас, хохот, жалость. У Чехова (который вспоминается на этом спектакле часто, хотя, казалось бы, где Чехов и где Макдонах) люди пьют чай, а в это время рушится их жизнь. У Макдонаха люди висят на прицеле у спятившего мазохиста и... прозревают друг в друге «душу живу». Ничего не происходит - и всё меняется до неузнаваемости. Макдонах выстроил идеальную (даже слишком идеальную) конструкцию взаимной вины, всеобщего помешательства, личных комплексов и спонтанного необъяснимого сострадания: все друг перед другом виноваты и всех жалко. В этом безумном, безумном мире, зависшем над пропастью, устанавливается довольно устойчивое равновесие - оно-то и есть самое изумительное.
Режиссёр увидел в «Одноруком…» мотив сна - тяжёлого, мучительного, с кошмарами и слезами бессилия, от которого так хочется, но не получается проснуться, зато получается прозреть, разгадать другого и примириться с собой. Близость зоопарка, откуда доносятся трубные звуки слонов и вой гиен, рукопожатия отрубленных рук, которыми, кстати, удобно драться, слепящие огни поезда из шкафа (наверное, так же отпрянули первые зрители братьев Люмьер) – всё это создаёт ауру хоррора, наваждения.
Но драматург оставил своим постановщикам множество самых разных кнопок, и режиссёр с азартом их переключает, не пропуская ни одну, устраивая четверым актёрам многожанровый слалом, который они с честью проходят. И вот уже зрители хохочут над чередой актёрских гэгов, когда прикованные к батарее горе-торговцы наркотиками и руками (Дарья Урсуляк и Григорий Сиятвинда) пытаются сбить пламя дальней свечи. Или сокрушаются тому, как глупо люди проматывают отпущенное им время - хоть сорок минут (бонус от маньяка), хоть всю жизнь. Или разгадывают казус ночного портье (Георгий Лежава), который готов поднять на воздух весь свой маленький мирок - гостиницу вместе с её чокнутыми постояльцами и самим собой.
Обитатели и гости захолустного Спокана бегут от самих себя - так яростно и отчаянно, что готовы заплатить всей жизнью: разноцветная парочка жуликов-торговцев - от своей беспросветно однообразной жизни, обречённый служить в заезжем дворе портье - от своего одиночества, однорукий - от извращённой опеки матери. Коллизия мама - сын доведена здесь до какого-то трагически абсурдного абсолюта: назло маме отрублю руку, а потом, боясь признаться в содеянном, потрачу всю жизнь на «месть» несуществующим садистам. Герой Дениса Суханова давно освоился в роли страдальца-терминатора, отточил оттенки жуткого тихого голоса убийцы, научился орудовать одной рукой - эта роль явно нравится ему больше былой роли закомплексованного подростка под пятой у глупой мамаши-расистки. Но случайный звонок матери и случайная догадка портье выводят его на чистую воду, возвращают к себе прежнему, семнадцатилетнему подростку, отрубившему руку, лишь бы что-нибудь изменить в своей жизни.
Отпущены на свободу жалкие обидчики, пытавшиеся заработать на его горе. Ушёл портье, неожиданно ставший почти другом. Идиотизм прошлых лет становится слишком очевидным, роль справедливого страдальца-мачо исчерпана до дна. Комната полна паров бензина - и так просто оборвать эту комедию эффектным (он давно научился) чирканьем зажигалки. Но... именно в этот момент заканчивается бензин в зажигалке - и Кармайкл понимает, что обречён жить дальше. И принимает это. Ещё немного - и мы узнаем, зачем живём, зачем страдаем. Если бы знать, если бы знать...
МИТ-инфо №5-6 (26-27) 2014 ноябрь
