Парфюмер

"Косметика врага". Совместный проект Театра им. Пушкина и театра "Сатирикон" по роману Амели Нотомб. Постановка Романа Козака, сценография Александра Орлова. В ролях: Константин Райкин, Роман Козак

Никогда не разговаривайте с незнакомцами. Особенно при отрезанных путях к отступлению. Скажем, вы торчите в парижском аэропорту, а рейс на Барселону откладывается - на сколько, не известно, и нет иного исхода, кроме как тупо сидеть и ждать. Среди таких же, как вы. Среди двойников в одинаковых шляпах и с одинаковыми "самсонайтами".

Отвернитесь, если на вас смотрят. Промолчите, если к вам обратятся с вопросом. Останьтесь хмурым в ответ на чью-то улыбку. Не реагируйте, когда вас заводят. Одного слова достаточно, чтобы сдвинулась и пошла, нарастая, лавина, способная уничтожить вашу жизнь.

Мсье Жером Ангюст проявил неосмотрительную, прямо-таки преступную податливость. Он так активно пытался избежать случайного диалога в зале вылетов, так отбивался от назойливого придурка, прицепившегося хуже, чем банный лист, что, сам того не желая, наладил с ним тесную эмоциональную связь.

Придурки в действительности гораздо умнее, чем мы о них думаем. Одинокий, безобидный на вид придурок вызывает жалость, и в этом его главный подвох. Лучше привести с улицы пять дворняг и поселить их в общей комнате с тремя котами, нежели опрометчиво пожалеть одного придурка.

Но разве только Жером Ангюст проникся брезгливым интересом к чокнутой тарахтелке с идиотским именем Текстор Тексель? Нет, все мы, сидящие в зале, торопили этот сеанс гуманизма. Нас удивляла, более того - нас прямо-таки возмущала немотивированная агрессия чванного, респектабельного господина по отношению к явному лузеру, явному аутсайдеру, готовому пациенту для психоаналитика. Да, он очень утомителен. И его вторжение на постороннюю территорию можно назвать наглым. Но вы посмотрите, какой он потерянный, какой несчастный. Вот важно вышагивает, торжественно катит свой чемодан по пупырчатому пластику аэропорта Орли мсье Ангюст. И рядом с ним суетится маленький нелепый голландец, волочет за собой "самсонайт", как упрямую собачонку, рискуя поломать колесики...

На синих табло - текущее расписание взлетов и посадок. Напротив Барселоны мигает безнадежное "откладывается". Ловушка захлопнулась. Экраны вскрывают нутро багажа, Текстор Тексель подвергает рентгеновскому облучению скрытную душу Жерома...

Роман "Косметика врага" датируется 2001 годом. Амели Нотомб и сейчас еще очень молода (по меркам литературного мира), а тогда ей было, если не ошибаюсь, года тридцать четыре. Свой дебютный роман с однотипным, кстати, титулом - "Гигиена убийцы", она опубликовала в двадцать пять. В 1999-м получила Гран-при Французской академии за "Страх и трепет", впоследствии экранизированный Аленом Корно. "Преступление", "Ртуть", "Метафизика труб", из последнего - "Словарь имен собственных", - интеллектуальная российская публика хорошо знакома с творчеством Нотомб. А Роман Козак именно к этому разряду, конечно же, и относится. Он любит хитрую прозу, он любит замысловатую прозу, мистику, философию, психоанализ, незатертые названия, незахватанных авторов. ("Ромео и Джульетта" - исключение в его режиссерской практике.) Сама по себе идея выпустить межтеатральный "глобалистский" проект, который будет играться сразу на двух сценах, достойна премии за оригинальность мышления. "Нужны новые формы", - говорил Треплев, и с тех пор ничего не изменилось.

Только ленивый не написал, что "Косметика врага" во многом повторяет "Бойцовский клуб" Чака Паланика, однако ограничить ассоциативный ряд "Бойцовским клубом" - значит, действительно проявить леность души необыкновенную. Если брать работы самого Козака, сразу всплывают "Трое на качелях", сегодня, говорят, замороженные в связи с недисциплинированностью актера Панина. Этот спектакль был для меня одним из немногих личных потрясений последнего времени, и его, пусть временная, разлука со зрителем кажется мне катастрофой. Тем не менее, с фактами не поспоришь: "Трое на качелях" откладываются на неопределенное время, как рейс Париж - Барселона...

В отличие от старого мастера Луиджи Лунари, который плел, косичку из бытовой истории, юмора и мистики, завивая ее по спирали, Нотомб выстроила "Косметику врага" по принципу табло в аэропорту. Информация здесь сменяется скачками. Порционно. Когда тебе кажется, что сюжет исчерпан, что происходящее уперлось в стену и потеряло всякое правдоподобие, - тр-р-р -строчки обновились. Я бы не назвала такого рода прием удачным. Вещь заметно претенциозная, излишне многословная и - при всей своей таинственности - занудная. От этих недостатков страдает, в первую очередь, Константин Райкин: прежде чем разберешься, кого же он на самом деле играет, сидишь с упорным чувством, что этот Текстор Тексель ему маловат. Размерчик не подходит. Ну, закомплексованный субъект. Человек, сам с собой состоящий в мучительных антипатичных отношениях. А когда Райкин играл других героев? После Труффальдино сразу и не припомнишь. Текстор Тексель - это ведь Ричард III, только в Париже. Труба пониже и дым пожиже. "Я весь, как хаос или медвежонок, что матерью своею не облизан и не воспринял образа ее...". Постаревший мальчик, богом забытый сирота ходит по свету и просит, чтобы его выпороли.

Чисто технически "Косметика врага" - благодарный материал. Она состоит из сплошных диалогов. Всякий монолог является пересказом диалога, состоявшегося в прошлом. Реплики зачастую остроумны, но этого недостаточно, и Райкин, чтобы расцветить образ, поначалу кривляется, развлекается, пересмешничает, выдает недосягаемую четкость артикуляции, без конца повторяя: Текстор Тексель, Текстор Тексель, Текстор Тексель... Я вот, только набрав эту строчку, ляпнула две опечатки, а он артикулирует щегольски. Ему просто нечем больше заняться во время долгой прелюдии.

У Романа Козака таких проблем нет. Он вернулся в свое актерское прошлое с задачей максимум - достойно поддержать коллегу. Худрук худрука видит издалека - шутка сама просится на язык, но лучше не надо. Райкин уже много лет, а Козак с недавних пор фазу выбрасывают в помойку чувство юмора, когда разговор заходит об их бесценных персонах.

Вряд ли Роман Ефимович полагает себя актером одного уровня с Константином Аркадьевичем (не знаю, кто сегодня вообще осмелится на такую дерзость), но в качестве второго голоса он звучит неплохо. Маловероятно, чтобы муж, вдруг познакомившись с убийцей своей жены, растерялся бы и стал называть его "старина", но это опять-таки претензии к тексту.

Режиссер Козак обеспечил крепкую историю (хоть и длинновата, а под ложечкой свербит), большого актера в центре и - при помощи художника - тот стильный минимализм, когда чемоданы становятся надгробиями, а опрокинутый ряд холодных алюминиевых кресел образует исповедальню, где хочешь -не хочешь, приходится слушать бредни Текстора Текселя. Правда, мафиттовские манекены в шляпах, посаженные к залу спиной, напоминают съезд раввинов. И, честно говоря, я не очень поняла, что за метеорит входит в плотные слои атмосферы на заднем плане. Видимо, это как-то связано с заморочками Текселя относительно науки "косметики", якобы происходящей от слова "космос". Последнее первоначально означало у греков порядок, гармонию и красоту. Следовательно, kosmetike - искусство украшать, космосу и впрямь не чуждо.

Косметика бывает декоративная и лечебная. Декоративным украшательством занимается примерный буржуа Жером Ангюст. К лечебному, даже к хирургическому вмешательству страстно хочет прибегнуть Текстор Тексель, второе "я" Жерома, его "внутренний враг", мистер Хайд при докторе Джекиле. Это не двойник, который постепенно вытесняет из жизни оригинал, как случилось с Яковом Петровичем Голядкиным у Достоевского или с Христианом-Теодором в шварцевской "Тени". (Кстати, надо ли напоминать, что и ученого Христиана-Теодора, и его тщеславную тень Теодора-Христиана в козаковском телефильме играл именно Райкин? ..) В данном случае зло нравственнее показной добродетели. Оно ненавидит себя и стремится к самоуничтожению - говорят ведь, что маньяки мечтают быть пойманными. Гигиена убийцы -очистить мир от себя самого.

Если поначалу кажется, что Райкин зря расходует на Текстора, тьфу, Текселя бездну своего обаяния, то впоследствии его гипнотическая сила абсолютно оправданна. Текстор Тексель - тот, кто вечно хочет зла и вечно совершает благо или по меньшей мере ясно видит границу между первым и вторым. Сюжет отсылает к "Случаю в зоопарке" Олби, к "Контракту на убийство" Мрожека, но сам спектакль при этом дышит очень глубоко, дышит "Фаустом". А простая реплика: "Никто из нас не произнес ни слова" - это же Данте, "никто из нас не дочитал листа", только в опрокинутом переводе. Там любовь, здесь смерть. Косметолог Текстор Тексель, как и парфюмер Жан-Батист Гренуй, не знает иного способа украшать мир. Вот, кстати, еще одна роль, существующая будто специально для Райкина. Гренуй ему так банально "личит", что он его, наверное, никогда не сыграет. В конце концов, от Зюскинда Райкину уже достался "Контрабас"...

Можно ли избежать предначертанного? Можно ли спастись от неминуемого? Бедняга Ангюст старательно штукатурил червоточины собственной души, но вовремя не вспомнил, что молчание - золото. Не делай добра - не припомнишь зла. Политкорректностью вымощена дорога в ад. Сначала Тексель добивается твоего внимания, потом становится тобой, потом бьется головой о стену и убивает себя, то есть тебя. Какая неосторожность.

"Да-а, воистину: никогда не разговаривайте с незнакомцами", - думаешь ты, отъезжая от театра. И автоматически выворачиваешь с Тверского бульвара к "Патрикам"...