Размер шрифта:
Изображения:
Цветовая схема:

"Преступление" и наказание

"Преступление" и наказание - фотография
Наталия Каминская


«Все оттенки голубого». В. Зайцев.
Театр «Сатирикон».
Режиссер Константин Райкин, художник Дмитрий Разумов.

Константин Райкин поставил спектакль, который начинается с фразы главного героя: «Я гей». История, легшая в основу пьесы Владимира Зайцева, документальная. Это история старшеклассника, который обнаруживает в себе определенные склонности и честно сообщает об этом родителям. Далее начинается настоящий ад. И, хотя пьеса линейна и незамысловата, к тому же содержит много откровенно смешных ситуаций и диалогов, развитие событий вызывает эмоциональный шок. Такого простого, честного, бьющего наотмашь спектакля в «Сатириконе» еще не было. Впрочем, не только в «Сатириконе», но и в других больших театрах.

Подобная степень документальной откровенности свойственна новой драме, чье сценическое воплощение по преимуществу лапидарно. У Райкина же совсем другой театр, любящий выпуклую подачу материала, постановочные эффекты, откровенное игровое начало. Скажу сразу: родовые признаки такого метода есть и в нынешнем спектакле, к тому же он идет на большой сцене, в декорациях, содержащих метафору, сопровождается музыкой и имеет ряд сцен, сыгранных броско, на грани гэга. И тем не менее, перед нами простое, ясное, отчаянное и темпераментное высказывание, в своей сути почти что просветительское.

Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.



Тема, на которую отечественная сцена и раньше-то практически не высказывалась, в нынешних наших пропагандистских приоритетах перешла в разряд криминальных. Рассматриваемая как преступление, она чревата для художника наказанием. Не оттого ли сам худрук и режиссер спектакля Константин Аркадьевич Райкин обращается перед спектаклем к залу (его голос звучит из динамиков), призывая зрителя к предстоящему диалогу о человечности, о стремлении принимать людей такими, какие они есть, об умении считаться с другими, не похожими на тебя. Впрочем, думаю, не оттого! Райкину сегодня необходимо, чтобы публика настроилась с театром на одну волну, чтобы раскрыла глаза и уши, чтобы увидела и услышала историю, вывод из которой только один: живем, как дикие звери, а надо бы жить, как люди. С точки зрения собственного благополучия он выбрал для постановки пьесы Зайцева самый неподходящий момент. С точки зрения необходимости подобного разговора — самый что ни на есть подходящий.

Спектакль начинается неким подобием читки, все его участники сидят на стульях у рампы с листочками текста в руках. Герой Никиты Смольянинова рассказывает, как обнаружил в себе гея: встречался с девочками, скучал, а потом встретил парня и все про себя понял. Мальчишка ведь еще школьник, и его мужество, его умение трезво анализировать ситуацию, его стремление не юлить, не изворачиваться, но честно называть вещи своими именами уже вызывают уважение. Перед нами тонкий, ранимый, умный и искренний человек, который понимает сложность ситуации, но даже и не подозревает, какими чудовищными последствиями она для него обернется. Ибо склонен видеть в мире гармонию и высшую справедливость, по крайней мере, в мире своих родителей, которых он любит. Мир же показывает ему вздыбленную шерсть, звериный оскал, и родители тут исполняют главную партию.

Сцена открывается. В обрамлении занавесей-облаков (художник Дмитрий Разумов) под музыку Петра Ильича Чайковского плывут по подмосткам китчевые фигурки белых лебедей. Герои пьесы, одноклассники, учительница, мама с папой и бабушкой, сидя на стульях с колесиками, едут по сцене, образуя разные композиции, в центр же выдвигаются скромный, надобный в эту минуту предмет мебели и действующие в данный момент лица. Переписка героя в интернете обходится без надоевших экранов, сами герои несут табличку, имитирующую компьютерную строку. Игровая образность, ирония и игровой темп действия здесь очевидны, история несется от эпизода к эпизоду, зал не успевает заскучать и от остроумных реплик часто взрывается хохотом. Актеры даже исполняют жанровые сценки, хоть и не со свойственным обычно «Сатирикону» нажимом, но вполне театрально, совсем не документально, не бытово. Словом, как уже было сказано, родовые признаки райкинской манеры налицо и здесь, однако цель совсем другая.

М. Дровосекова (Виола), Н.  Смольянинов (Мальчик).
Фото — архив театра.



История, написанная Зайцевым и поставленная Райкиным (еще раз повторюсь), изложена линейно и достаточно просто, но в ней обнаруживается очень важный ракурс: зрителю предложено идентифицировать себя не столько с главным героем, сколько с его родителями. Сын признается в том, что для большинства населения, в частности российского, остро противоречит норме. Отец нашего героя, между тем, еще и военный, мать бесконечно устала от гарнизонных переездов, и вообще супруги пребывают на грани развода, что очень беспокоит их любящего сына. Олег Тополянский и Агриппина Стеклова составляют в спектакле весьма колоритную пару: она нелепая, властная, крикливая, он — солдафон, но при этом еще и явный подкаблучник. Есть и бабушка, которую Елена Бутенко-Райкина играет комичной железобетонной тетей. Откровение героя переворачивает жизнь семьи, и родители в судорожных попытках «исправить непорядок» даже как-то примиряются друг с другом, пытаются реанимировать былые чувства. Все это отдает откровенным комизмом, но еще больше горечью. Попытки возобновить «любовь» не идут дальше солдатского нахрапа и соответственно убогого сопротивления. Семейные выходы на культурные мероприятия не талантливы и формальны, тем более что мальчик по-настоящему душевно и умственно одарен. Возникает еще одна тема, которая на самом деле шире и важнее той, что заявлена впрямую: подросток и его родители живут в параллельных мирах, если мать и отец и вглядываются в свое чадо, то только как в подтверждение собственных представлений о мироздании. Все, что находится за рамками этих представлений, воспринимается как посягательство на незыблемые твердыни и требует немедленной переделки. И вот способы «излечения» сыплются как из рога изобилия: поход к экстрасенсу-«бесогону», доставка на дом проститутки — эти сцены еще откровенно смешны, хотя дозы горечи в них раз от разу становятся все больше и больше. Сын-то как раз обладает абсолютным душевным здоровьем, которого родители понять не в состоянии. «Я его боюсь», — признается отец, тем самым констатируя, что страшный процесс отчуждения собственного ребенка уже произошел. Но по логике войны (а другой логики папаша попросту не знает) надо идти дальше, и сына отправляют в психушку. Последние эпизоды талантливый Никита Смольянинов, исполняющий главную роль, проводит сильно, натуралистически подробно, и это по-настоящему страшно. Так спектакль Райкина успевает в течение двух с небольшим часов без антракта дать прямое, почти что информационное сообщение, провести зрителя через легкую, подчас комическую игру и вывести его на точку подлинной трагедии.

Н. Смольянинов (Мальчик).
Фото — архив театра.



Драма инакости давно уже тема мирового кинематографа и театра. Она, разумеется, шире и глубже разговора о людях нетрадиционной ориентации и их взаимоотношений с миром. Лучшие произведения западной литературы и драматургии рассматривают подобного героя именно как повод для размышления о человеческом одиночестве, о праве любого индивидуума, вне зависимости от его физической, умственной, национальной, конфессиональной или половой «окраски», на понимание и полноценное существование. В российской традиции сильна тема «маленького человека», но на сегодняшний день, казалось бы, всем гуманистическим тенденциям мирового искусства пора уже соединиться и даже смешаться — слишком агрессивен и опасен мир. Однако у нас нынче другие тренды. Через пятнадцать минут после начала сатириконовского спектакля мужчина, как две капли воды похожий на сценического военного папашу, демонстративно покидает зал. И это-то еще не беда, люди уходят с куда более спокойных зрелищ, чем «Все оттенки голубого». Настоящая же беда заключена в активно насаждаемых в нашем обществе умонастроениях, где агрессия и мракобесие, бездумное ликование и плоское плакатное видение мира льются из каждого электрического прибора, включая утюг. История мальчика и его родителей, при всех случаях остро драматичная, все же не увенчалась бы тем, чем она увенчалась, не будь наше нынешнее состояние умов таковым, что безобидное в сущности слово «норма» стремительно превращается в термин фашистского толка.

В этом смысле Константин Райкин присоединяется к компании московских режиссеров старшего поколения, которые, не сговариваясь, выпустили в нынешнем сезоне спектакли по выдающимся западным киносценариям. Их уже три: «Нюрнберг» Алексея Бородина в РАМТе (по «Нюрнбергскому процессу» Стэнли Крамера), «Морское путешествие» Юрия Еремина в Театре имени Моссовета (по «Кораблю дураков» того же режиссера) и «Мефисто» Адольфа Шапиро в МХТ (по роману Клауса Манна и одноименной картине Иштвана Сабо). Все три отечественных спектакля так или иначе размышляют о симптомах фашизма. Но Райкин поступил радикальнее своих коллег, ибо его спектакль не имеет опоры ни в прославленных авторах, ни в иноземном материале. В «Сатириконе» все происходит на нашей, российской почве. Да и написано буквально вчера, в 2014 году. Снимаю шляпу!

Источник:
"Преступление" и наказание


Издательство: Петербургский театральный журнал Автор: Наталия Каминская 11.06.2015

Спектакли