Желтый — цвет тревоги.
Желтый — цвет тревоги. А в замкнутом мире где-то на глубине памяти Дани (Константин Новичков) все абсолютно желтое: и стены, и пол, и мама и папой (Анастасия Самылова и Илья Рогов), и первая учительница (Софья Щербакова), и пианино. И сам он в желтом, но только он — уже позврослевший. А маленький Даня (Алина Доценко) от 6 до 8 — плюшево белый, в костюме барашка с милыми ушками на капюшоне. А еще ярко алый (цвета опасности) Капитан Крюк (Ярослав Медведев), который преследует с тех самых пор и заставляет погружаться глубже в себя, и с которым так страшно встретиться взглядом.
Большому Дане до оцепенения страшно. В эту желтую преисподнюю он спускается на лифте, но не сразу решается из него выйти. Кому захочется снова пережить то, что из-за чего всю жизнь испытываешь чувство вины. Но Даня идет. Идет походкой тяжелой, схематичной. В этом странном лимбе все взрослые как будто неживые. То ли погрешности памяти, то ли мир взрослых глазами ребенка не такой уж и полноценный, дающий сбои, когда и лампы мигают и движение превращается в танец сломавшихся андроидов (хореограф - Александр Николаев). Но живой здесь только маленький трогательный Даня, который и прыгает, и скачет, и валится на пол, и делает ножкой, будто танцует, и глазками стреляет в зал, ни минуты не проводит в покое.
Даня маленький верит, что его папа — Питер Пэн, тот сам ему это сказал, открыл страшную тайну, которая объясняет и папино отсутствие по несколько дней, и его неумение найти работу, и его детское поведение. А мама оказывается выросшей Венди, поэтому что она может понять. Вот кричит, как только заходит в дом, и ругается, и говорит одно и то же по десять и сто раз, и больше жить так не может. А он, то есть папа, он не может размениваться на сериалы, он актер для серьезных ролей.
Кидалты, синдром Питера Пэна, инфантилизм — все это про тех, кто не хочет взрослеть, брать на себя ответственность, думать о том, что нужен новый диван и где-то нужно взять на него деньги, а еще у сына нет зимней обуви, и снова надо на них как-то заработать. А хочется целоваться за гаражами и ни о чем не думать. В папе Пэне на первый взгляд ничего хорошего-то и нет, и маму можно понять и дать ей лишний раз прокричаться. Но есть в нем что-то вызывающее жалость. И даже восьмилетнему ребенку, в детском отчаянии прокричавшему «не верю» и «ты неудачник», тут же становится совестно. Но уже поздно.
Взрослый Даня хочет дать совет себе маленькому не верить отцу, или все же верить, но до конца. Иначе ему, сыну невыросшего ребенка, придется позврослеть слишком рано. Но все же, он ли в этом виноват?
