Размер шрифта:
Изображения:
Цветовая схема:

Приют-компания

Приют-компания - фотография

Тополя и ветер. Театр Сатирикон. Пресса о спектакле

Коммерсант,  29 сентября 2009 года

Приют-компания

"Тополя и ветер" в "Сатириконе"

Московский театр "Сатирикон" открыл сезон премьерой спектакля "Тополя и ветер". Пьесу современного французского драматурга Жеральда Сиблейраса поставил художественный руководитель театра Константин Райкин. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ. 

Пьеса Жеральда Сиблейраса написана для трех актеров, и неслучайно, что вслед за "Сатириконом" еще несколько театров объявили о своем интересе к ней — все роли главные, каждому из актеров есть, что играть, да к тому же можно занять популярных пожилых артистов. Герои пьесы с оригинальным названием "Ветер шумит в тополях" Густав, Фернан и Рене — ветераны Первой мировой. Действие происходит полсотни лет назад, но и к этому времени участники событий почти столетней давности уже весьма немолоды. Один уже слегка не в себе, другой едва ковыляет, у третьего еще с войны осколок в черепе и постоянные припадки. Старики живут в приюте, событий в их жизни немного: у кого-то из соседей день рождения, еще кто-то умирает, потом кто-то вновь поступает в богадельню. Однажды герои решаются бежать, долго обсуждают маршрут путешествия, но в конце концов, как несложно догадаться, остаются в приюте.

Дом престарелых — популярное у драматургов место действия. Зрителям, направляющимся в "Сатирикон", впрочем, не следует запасаться носовыми платками. Во-первых, сам автор назвал свое произведение "героической комедией" и оставил зрителям не так уж много шансов всплакнуть над судьбой трех героев. Во-вторых, Константин Райкин назначил на роли стариков не засидевшихся без работы кумиров прошлого (у него в труппе их и нет), а мужчин в самом расцвете сил. "Тополя и ветер" в "Сатириконе" — даже не героическая, а эксцентрическая комедия. Никакой печали увядания, никаких слез о несбывшемся, даром что деревянная веранда, построенная художником Леонидом Шуляковым, идеально подошла бы для упражнений в чеховщине. При желании, конечно, и на этом спектакле можно задуматься о вечном, но поставлен он, кажется, с ровно противоположными целями — чтобы зрители о вечном забыли и получали сиюминутное наслаждение от игры актеров.

Густава играет Денис Суханов, Рене — Максим Аверин, Фернана — в очередь Григорий Сиятвинда и Антон Кузнецов. Мне "достался" господин Кузнецов, и при всем уважении к господину Сиятвинде пожалеть не пришлось ни минуты. Фернан весь забинтован и похож на механическую куклу, которая то включается, то выключается. Рене Максима Аверина, с клоками седых волос на большой голове, ловко ковыляет на протезе. У Суханова-Густава скрипучий голос, орлиный взор, крючковатый нос и зализанные седые пряди. Три карикатуры, три маски, три цепочки смешных актерских этюдов и аттракционов. Констанин Райкин находит любой повод для вкусного лицедейства, даже выпить в простоте старикам не дает — герой Аверина, прежде чем проглотить содержимое рюмки, долго полощет его во рту, а герой Суханова, прежде чем сглотнуть, уморительно смешно отводит челюсть в сторону, словно открывая какой-то клапан в горле.

Два часа, что идет спектакль "Тополя и ветер", на зрителя направлен плотный поток живой актерской энергии, в этом-то и заключено какое-то буквально животное удовольствие от театрального вечера. Все три роли отлично сделаны, но каждая из них — еще и образчик сосредоточенности и профессиональной самоотдачи. В России, кстати, так выкладываться на сцене — притом что режиссерский текст постановки весьма прост — вообще не принято. Поэтому от спектакля "Сатирикона" остается ощущение какого-то нездешнего, бродвейского адреналина. В театре Константина Райкина для зрителя много и упорно трудятся. К этому худрук театра и учеников своих готовит: в финале садовые статуи вдруг оживают, вызывая дружное "ах" у зрителей — значит, заявленные в программке студенты Школы-студии МХТ последние минут пятнадцать спектакля, после очередного затемнения, стояли не шелохнувшись. "Сатирикон" по-прежнему удивляет публику, не мороча ей голову, и служит зрителю — не прислуживая ему.

Время новостей, 29 сентября 2009 года

Анна Гордеева

Французские хроники

«Тополя и ветер» в театре «Сатирикон»

Константин Райкин поставил в родном театре пьесу Жеральда Сиблейраса «Тополя и ветер». Жанр обозначен как «героическая комедия» - и зал хохочет два часа напролет. И - безо всяких шуток - немного в моей жизни было событий более неприятных, чем этот простодушный смех.

В прошлом журналист, наш современник (ему под пятьдесят), Сиблейрас принадлежит традиции неумирающего французского бульвара. Той традиции, что вечно рассказывает о прячущихся в шкафах любовниках, потешается над пожилыми рогоносцами и не верит в добродетель монашек. Некоторые из пьес этой традиции вполне забавны, некоторые утомительны, многие из них даже умными людьми из других стран почитаются «настоящей Францией». Ну вот такой Францией - немного скабрезной, немного пошловатой, и - «вы помните, как плохо работали уборщицы в нашей гостинице на Монмартре?». До нынешнего спектакля в «Сатириконе» Сиблейрас возникал на московских афишах лишь однажды: два года назад в МХТ появилась его пьеса «Танец альбатроса». Тогда предложение коллеги из «Коммерсанта» ввести в театроведческий обиход термин «спектакль для ванны» показалось слишком кардинальным. Теперь кажется, что идеальным местом для просмотра нынешней премьеры стало бы соседнее помещение.

Сиблейрас написал пьесу о трех стариках, ветеранах первой мировой войны, живущих в доме престарелых. Дело происходит в 1959 году, двум из героев по 65, одному на десять лет больше. У каждого из них серьезные проблемы со здоровьем: у Рене нет ноги, он ходит на протезе; у Фернана в черепе застрял осколок, и с тех пор у него случаются эпилептические припадки; Густав всерьез общается с бронзовой собакой. Лишь Рене изредка выбирается за пределы веранды, на которой каждое утро встречаются товарищи по несчастью, остальные двигаются еле-еле и на такие подвиги не способны. В течение пьесы троица обсуждает перспективу прогулки на дальний холм - прогулки, что конечно же так и не состоится. На холме тополя, в кронах которых гуляет ветер, - отсюда и название.

Роли трех стариков отданы вовсе не старым актерам. Густава (того, что старше всех) играет Денис Суханов, Рене - Максим Аверин, роль Фернана исполняют в очередь Григорий Сиятвинда и Антон Кузнецов. Актеры стараются, точно воспроизводя старческую немощь. Это, конечно, такой вызов профессиональному мастерству - сыграть человека на несколько десятилетий тебя старше. С этой точки зрения работа сделана хорошо - но, боже мой, что получилось в итоге.

Густав ходит с деревянной спиной, угловато поднимая ноги (последствия инсульта?). Зал хохочет каждый раз, когда он запинается о ступеньку. Фернан натурально бьется в эпилептическом припадке - и зрителям, оказывается, действительно смешно наблюдать за тем, как выгибается тело в кресле. Рене засыпает посреди своей пламенной речи - ой, ну вообще умора. А еще персонажи периодически начинают расстегивать ширинки и что-то старательно ищут в них, пристраиваясь пописать прямо перед первым рядом. В решающий момент происходит вырубка света, затем штаны застегиваются - и публика визжит от восторга, что ее виртуально описали.

Вот скажите мне, господа читатели: мы что, вступаем в какое-то новое время, незамеченное мной? У нас теперь новая Спарта, и право на жизнь имеют только молодые и здоровые, а физические недуги - повод для смеха? То в спектакле Дмитрия Крымова «Смерть жирафа» персонаж таскает за собой гигантский кислородный баллон и присасывается к нему, потому что больше двух вдохов сделать самостоятельно не может («эмфизема легких» - поставила диагноз навидавшаяся моя подруга), - и зал гогочет от восторга при звуках жуткого этого сипа. То вот эти французские ветераны... И не говорите мне про бахтинский карнавал и про то, что и над смертью можно смеяться. Над смертью (особенно собственной) - можно. Над тем, как превращается в трясущийся овощ человек, что когда-то был героем, - нельзя. Реклама, данная театром, сообщает, что спектакль, дескать, о том, что старики остаются молодыми душой. На самом деле «Тополя и ветер» - хроника превращения героев (настоящих героев, в первую мировую ходивших в атаку, побеждавших, спасавших) в подведомственную медсестрам протоплазму (недаром у них ничего не получилось с походом). И интонация здесь иная - абсолютно противоположная традиции «героической комедии», где герой может и умереть, но победить, - поглядите, хе-хе, когда-то они что-то из себя представляли, а теперь такие жалкие. Теперь мы можем над ними похихикать вволю (когда они были молоды, мы не осмелились бы).

И ведь ни одной смешной шутки. Ни одной. То есть вот образчик: после припадка эпилептик всегда приходит в себя со словами «зайдем с тыла, мой капитан!». Его товарищи полагают, что это какое-то военное воспоминание. Потом выясняется, что капитаном герой величал любовницу, а призыв «зайдем с тыла» - ну понятно. Изящество невероятное.

Самой известной из французских «героических комедий» у нас является, безусловно, «Сирано де Бержерак» - и Эдмон Ростан, когда-нибудь встретив господина Сиблейраса в других пространствах, за издевательство над жанром и глумливую сюжетную цитату из собственной пьесы (в «Тополях» один персонаж также ведет переписку за другого) ему уши на ходу отрежет.

Новые известия, 29 сентября 2009 года

Ольга Егошина

Дедушкин сон

Театр «Сатирикон» открыл сезон спектаклем о жизни французского дома престарелых

Художественный руководитель «Сатирикона» Константин Райкин пообещал своим актерам в новом сезоне напряженную жизнь. Вслед за его собственной постановкой по пьесе французского драматурга Жеральда Сиблейроса «Ветер шумит в тополях» актерам предстоит сыграть спектакль по Островскому – «Не было ни гроша, да вдруг алтын». Также в работе находятся постановки по произведениям «Оглянись во гневе» Джона Осборна и «Эмигранты» Славомира Мрожека.

Судьбы пьес часто складываются как судьбы женщин: стоит кому-то первому обнаружить притягательность данного экземпляра, как следом выстраивается очередь желающих. А если такого умницы не найдется, то есть риск так и просуществовать незамеченной. Пьесу «Ветер шумит в тополях» популярного французского драматурга Жеральда Сиблейроса в этом сезоне решили поставить сразу в двух столичных театрах: Константин Райкин в «Сатириконе» и Римас Туминас в Театре имени Вахтангова. Чем привлекла комедия, в которой заняты только трое ветеранов-инвалидов Первой мировой войны, сразу двух худруков ведущих московских театров, угадать легко. Скромная по задачам, традиционная по языку, лишенная ярких сюжетных ходов и поворотов, комедия Сиблейроса недаром обошла сцены Европы и получила три года назад премию Лоренса Оливье как лучшая комедия года. Автор написал три бенефисные мужские роли на премьеров любой актерской труппы (причем возраст премьеров может совпадать, а может и не совпадать с почтенными годами героев). Так, Римас Туминас, выбирая Сиблейроса, скорее всего, думает о старейшинах своего театра. А Константин Райкин отдал роли обитателей французского дома престарелых актерам в самом расцвете сил: Денису Суханову, Григорию Сиятвинде, Максиму Аверину. Сам Райкин обосновал свой выбор исполнителей так: «Старость – это время, когда все энергии организма, все энергии души мобилизуются на последний, решительный бой со смертью. А человеку, который находится в другой возрастной категории, тем более интересно это сыграть». 

В пьесе Сиблейроса практически отсутствует развитие сюжета: собираясь на веранде, старики болтают о том о сем и готовятся к дальнему походу на далекий тополиный холм. Легкий треп о происшествиях в доме престарелых: тому отпраздновали день рождения, а тот умер, поступил новый больной, а в соседней деревне, оказывается, расположена школа для девочек – тоже вряд ли может захватить внимание зрителей. Поэтому собственно предметом спектакля становится именно актерское лицедейство.

Денис Суханов, Григорий Сиятвинда, Максим Аверин изображают своих стариков с подлинным азартом. Не сразу даже узнаешь популярных актеров, вдруг ставших портретами собственных дедушек. Суханов наделил своего шизофреника Густава прямой негнущейся спиной и шаркающей походкой. Его герой вначале врезается в барьер, а потом закидывает на него ногу. Аверин выстраивает целый балет из передвижений механической ноги свого Рене. Привычно ударяя рукой по колену, он выпрямляет ногу, когда надо встать. А потом так же механически колотит по коленке, когда садится. Сиятвинда, изображая эпилептика Фернана, щедро использует интонации и мимику Константина Райкина. Его герой экспансивен, живописен и непредсказуем в своих припадках. 

Накладные парики, толщинки, бинты, негнущиеся ноги, эпилептические припадки, геморроидальная походка, слабость мочевого пузыря, вставная челюсть и ревматизм – все обыгрывается с великолепной наблюдательностью и фантазией. 

Выстроив великолепный актерский балет, Константин Райкин довольно скупо использовал собственно постановочные ходы, приберегая их для эффектного финала. Пусть старики так и не собрались к своим тополям, но ветер пришел в дом престарелых: и вдруг ожили статуя собаки и все парковые скульптуры прекрасных дам.

Новая газета, 28 сентября 2009 года

Елена Дьякова

Я убит под Верденом

«Тополя и ветер» Константина Райкина в театре «Сатирикон»

Пьеса 48-летнего француза Жеральда Сиблейраса «Тополя и ветер» переведена на английский Томом Стоппардом. В 2006-м награждена премией Лоуренса Оливье. В России поставлена впервые. Беззаветные герои, трое доходяг из богадельни для ветеранов Первой мировой — Денис Суханов, Григорий Сиятвинда и Максим Аверин.

Точки цветных лампионов горят над залом. Кричит какая-то дворняжья гармошечка — подслушана у честных побродяжек парижского метро, единственного зала в мире, где не сыграешь под фанеру (общественное мнение высадит прохиндея из вагона на первой станции). А за гармошкой — звук полковой трубы.

Впрочем, увы: впереди полка престарелых, хромых, артритных, послеинфарктных, полуслепых героев 1914—1918 гг. давно гарцуют на белых конях лишь г-да генералы Альцгеймер и Паркинсон. И всякие прочие бесы мужской старости.

Действие происходит за полвека до нас. Но диагнозы-то все те же.

Французский дом призрения ветеранов образца 1959-го… он, конечно, не горький остров Валаам, куда свозили в конце 1940-х наших фронтовых калек. Все пристойно: казной эпохи де Голля для стариков откуплен замок, не то аббатство. Шумит вековой парк, в молитве клонятся статуи святых (сценограф — дебютант Леонид Шуляков, недавний студент Станислава Морозова и Дмитрия Крымова). Сестры-монахини заботливы. Дети из католического лицея искренне чтут спасителей родины от гуннов. Так что — все это вроде бы и не про нас писано?

…Но желчный аутизм полубезумного Густава (Денис Суханов) — героя-авиатора, шевалье старинного рода, озлобленного Дон Кихота в осколках и шрамах, изувеченная нога рассудительного Рене (Максим Аверин), мерцательная аритмия и мания преследования кроткого Фернана (Григорий Сиятвинда), вежливый отказ родни от этих троих, их палки с резиновыми наконечниками, их ордена (да сколько!) на старых мундирах, их надежды, потерянные на войне, их печаль о колониальном Индокитае (и нежелание знать, что «французов там больше нет»… благо диагнозы позволяют забыть эту частность) — все очень знакомо.

Да ведь и любое поколение мужчин к старости — ветераны и инвалиды какого-нибудь Вердена: Господь всегда сыщет нам новую встрясочку и проверочку.

А после придет все то же: гордость шрамами, пожравшая браки и таланты война, тихие смешки внучатых племянников, тоска о неком Индокитае. Альцгеймер и Паркинсон, недоступные стати судомойки и прочие неудобства…

Тут даже не надо вспоминать 9 Мая, таранку-водочку в Нескучном саду.

Вы думаете: с полковой разведкой приватизации, уланами гламура, седыми бойцами взвода, что первым закрепился на Лондонской бирже, будет по-иному?

Да ни за что. Пьеска-то — как и спектакль по ней — о природе человеческой.

Вот человечность этого острого, физиологически точного, кой-где и слишком разухабистого фарса… да то, что полковая труба за кулисами для Сиблейроса и для патентованных насмешников из «Сатирикона» — не звук пустой… все это и создает спектакль. Он поставлен просто: на такую простоту по нашим временам решится лишь тот, у кого есть одна мелочь… так, актеры. 

У Райкина они есть. Гротескный Густав Дениса Суханова возглавляет подразделение.

«Тополя и ветер» странно перекликаются с блестящей работой «Сатирикона» почти десятилетней давности — «Макбеттом» Ионеско в постановке Юрия Бутусова. Тот спектакль стыл в ледяной насмешке. А Сиятвинда и Суханов играли своих вояк с яростным и щеголеватым цинизмом начала «нулевых».

Десять лет спустя воздух изменился. И возник спектакль о том, что от войны кроме «переделенных ресурсов» (а за что ж еще воевали Дункан и Макбет… Густав, Фернан и Рене… да и все герои на этом свете?!), кроме лазерной подсветки на грудах стильных целлофановых трупов — остаются живые старики. 

С крестом на груди. С осколком в черепе. С внуками вроде нас.

НГ, 28 сентября 2009 года

Марина Савченкова

Двусмысленные движения

В "Сатириконе" сезон открыли премьерой по пьесе Жеральда Сиблейраса "Ветер шумит в тополях"

Пьесу малоизвестного у нас современного французского драматурга Жеральда Сиблейраса «Ветер шумит в тополях» поставил худрук театра Константин Райкин (спектакль называется «Тополя и ветер»). Роли в этой комедии характеров распределились между ведущими актерами труппы – Денисом Сухановым, Григорием Сиятвиндой (он играет в очередь с Антоном Кузнецовым) и Максимом Авериным. Трое старых вояк, ветеранов Первой мировой войны (действие пьесы идет в 1959 году), Густав (Денис Суханов), Фернан (Григорий Сиятвинда) и Рене (Максим Аверин), живут в доме престарелых, по утрам с трудом находят повод, чтобы подняться с постели, пробавляются тем, что без конца хорохорятся, подтрунивают друг над другом и ведут с другими постояльцами борьбу за выживание. Фернан вынашивает комические планы по уничтожению своего «соперника» - некоего Пенто, день рождения которого совпадает с его: он считает, что сестра Мадлен терпеть не может отмечать два дня рождения за раз и поэтому от кого-то одного непременно избавляется («Если ваш день никем не занят, будете жить, а если занят...»). Все втроем они собираются отражать нашествие остальных ветеранов на их террасу с видом на холмы с тополями (ее на сцене выстроил Леонид Шуляков) - вторую террасу скоро закроют на ремонт.

На полу террасы лежит бронзовая собака, вокруг террасы - три каменные монахини. Все они оживают в конце спектакля (в пьесе только собака поворачивает голову), когда герои попытаются со стаей перелетных птиц «улететь» к тополям. По мысли автора это, наверное, означает, что невозможное возможно и почти обездвиженный Густав, Фернан, поминутно падающий в обмороки из-за ранения в голову, и Рене с протезом вместо ноги поднимутся-таки к своим тополям.

От стремления ветеранов на пару дней вырваться из дома престарелых к тополям, трогательных приготовлений к этому «компромиссу между Индокитаем и пикником», возникает в спектакле сентиментальность. В пьесе сентиментальность – основополагающая нота, главным образом за счет «стариковской» темы. В спектакле – нет. Константин Райкин отдал возрастные роли совсем молодым актерам, это раз (пожилые актеры неизбежно провоцировали бы зрителей на жалость). И усилил комизм скабрезностями, это два.

Суханов, Сиятвинда и Аверин загримированы до неузнаваемости – комические маски розданы, шутам предоставлена свобода действий, которой они не преминули воспользоваться. Суханов получил аристократически приглаженные волосы, поношенный костюм, походку, точно его герой кол проглотил, бурную жестикуляцию и перевязь клетчатым шарфом вокруг всего тела. Этакий живчик, заводила, есть еще порох в пороховницах. У Сиятвинды редкие седые волосы торчком и протез вместо одной ноги. У Аверина голова натурально превращается в маску – она почти целиком забинтована. Помимо арсенала стариковских ужимок (здесь актерам раздолье), у каждого есть любимая тема, комический лейтмотив роли. Суханов обращается с бронзовой собакой, словно с живой, Сиятвинда смешит зрителей своими амурными делами, Аверин постоянно, обрываясь на полуфразе, сидя и стоя, падает в обмороки. Зрителям нравится – на поклонах зал встал чуть ли не в едином порыве, хотя, может быть, стоит сделать скидку на то, что это были премьерные показы, для мам и пап.

Непонятно зачем режиссер добавил в спектакль откровенных пошлостей - актеры совершают недвусмысленные движения со стульями, издают физиологические звуки. И это жаль, потому что сентиментальная комедия, как ее написал Жеральд Сиблейрас, - у нас птица редкая, а подобные штуки чуть ли не в каждом театре проделывают.

Культура, 8 октября 2009 года

Наталия Каминская

Трое, не считая собаки

"Тополя и ветер". "Сатирикон"

Недоверие к "хорошо сделанной пьесе" - это, в принципе, удел снобов. Зрители как раз такие пьесы любят. Даже отцы-основатели Художественного театра не раз говорили, что некая "х.с.п." необходима в репертуаре, дабы и зрителям хотелось ее смотреть, и артистам было, что сыграть. Эта "х.с.п." на самом деле не противоречит ни курсу на эксперимент, ни увлечению серьезными глубокими темами. Всем места хватит, как говаривал чеховский герой. 

Константин Райкин, поставивший в "Сатириконе" пьесу французского драматурга Жеральда Сиблейраса "Тополя и ветер", никогда не игнорирует момент зрительского интереса, напротив, склонен делать на него ставку. Что вовсе не мешает ставкам иного рода. Например, пьесы эпатирующе жесткого Мартина Макдонаха "Королева красоты" и "Сиротливый Запад" он поставил у себя на Малой сцене одним из первых в Москве. "Тополя" же Райкин выпустил на Большой сцене, хотя в пьесе всего три действующих лица, и все происходящее сосредоточено на одной веранде. Но он прекрасно отдавал себе отчет в том, что и содержание тут беспроигрышное, и три сатириконовские звезды - Максим Аверин, Григорий Сиятвинда, Денис Суханов - возьмут зал. Ну а чем больше будет этот зал, тем лучше. 

Так и есть. Пьеса весьма широко идущего на сценах мира Сиблейраса (у нас в МХТ играют его "Танец альбатроса") - о трех стариках, ветеранах Первой мировой войны, живущих в доме инвалидов и мечтающих пойти в поход на соседний холм, где "тополя и ветер". Заброшенные старики, их одиночество и тяга друг к другу, их смешные старческие вредности и чудачества, их последние надежды на радость и мечты о последнем рывке были и будут лакомой темой для пьес. Уж сколько написано: "Соло для часов с боем", "Дальше - тишина", "Железный класс", "Игра в джин", да даже арбузовская "Старомодная комедия" - все пишут и все играют, притом самые хорошие артисты. Спрос заранее обеспечен. "Тополя и ветер" в этом смысле не оригинальны, хотя хорошо написаны. Три одиноких инвалида, бывшие военные, давно обитают в доме престарелых. Летчик Густав (Суханов) - самый старший и больше всех боится показаться немощным. Отсюда невероятная, петушиная бравада. Фернан (Сиятвинда), у которого в голове сидит старый осколок от снаряда, периодически "выключается", но, будучи в здравом состоянии, не прочь поговорить о победах над женщинами. Рене (Аверин) с протезом вместо одной ноги - здесь самый ходячий и самый разумный, зато, похоже, девственник, по женской части стыдлив до крайности. Троица хороша. Играют темпераментно и азартно, порой через край. Райкин строит роли не на тонких психологических подробностях, скорее по принципу "масок". Густав - Суханов в этом раскладе - комический "злодей", он вечно раздражен, высокомерен, и даже походка у него птичья, журавлиная (хотя, скорее всего, это следствие давнего неврологического нарушения). Фернан - Сиятвинда - простак, но с хитрецой. А Рене - Аверин чем-то напоминает интеллигентов-недотеп из давних советских фильмов: седые пряди, не поддающиеся расческе, по-детски круглые глаза и раскрытый в удивлении рот. Все утрировано, на грани гротеска и даже клоунады. А вместе с тем по-житейски понятно, очень симпатично и человечно. Артисты не боятся играть физический дефект, делают это иной раз на грани черной комедии. Но тут же могут "забыть" о возрасте и болезни, раскинуть руки-крылья и "полететь" боевыми самолетами под бодрый рокот моторов. На веранде (художник Леонид Шуляков) обитает скульптура лежащей собаки, с которой странные взаимоотношения, по крайней мере, у двух героев. Рене кажется, что она двигается, впрочем, что возьмешь с контуженного да припадочного? Но отчего-то трезвый, язвительный Густав то и дело дает ей команды "сидеть-лежать", а затем и вовсе требует взять ее, бронзовую, с собой в поход к тополям. И только было мы решили, что крыши наших героев уехали окончательно, как... собачья голова плавно поворачивается к зрителям. Вот такой хеппи-энд. Как тут не расчувствоваться?

В "Сатириконе" вышел спектакль для широкого потребления, но сделанный на совесть, с замечательными артистами и с ненатужным, не пафосным, зато абсолютно позитивным настроем. Такой хорошо сделанной пьесы в нашем театре нынче днем с огнем не сыщешь. Почему-то играть, не думая, мы хорошо умеем, а играть, не умствуя лишку, совсем разучились.


ТЕАТРАЛЬНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ: Приют-компания

29.09.2009

Спектакли