Прямо к чертям в пекло
В минувшие выходные, 2 и 3 апреля, в Петербурге с короткими гастролями был московский театр «Сатирикон», предъявивший на этот раз своим поклонникам премьеру 2018 года – мольеровского «Дона Жуана» в постановке Егора Перегудова.
Тем, кто ждал от спектакля Перегудова романтизма, не повезло: москвичи показали не просто любопытное сценическое решение комедии Мольера, но и довели классическую комедию до фарса и гротеска. Для начала, роль Дон Жуана в ней отведена отнюдь не статному и рослому красавцу, как делается традиционно. Ловеласа и сердцееда играет по-домашнему милый, вечно взъерошенный Тимофей Трибунцев, своей игрой явно доказывающий, что женщины «встречают» мужчин вовсе не «по одежке». Этот Дон Жуан из числа остапов бендеров, «несерьезно» играющих в жизнь: зная, что «все пройдет, пройдет и это», он не заботится о представительской, внешней стороне дела. Дон Жуан-Трибунцев говорит, что думает, порой откровенно скучает, а порой явно забавляется над теми, кто относится к жизни чересчур серьезно. «Правильный» Сганарель-Константин Райкин уж и поучает его, и сдерживает, и морали читает, и предупреждает… Жуанова жена, донья Эльвира (удивительно органичная Агриппина Стеклова) тоже, как может, пытается мужа отследить, но… Но «пробить» живущего «как живется» хозяина и мужа им никак не удается. Перегудовский Жуан явно сродни скучающему пушкинскому Фаусту и его собеседнику. А как работает заклинание «Мне скучно, бес», все мы помним еще со школьной скамьи, так что даже не знающие сюжета рано или поздно догадываются об участи невзрачного серцееда, обладающего могучим цинизмом. Впрочем, цинизм так часто у людей является способом защиты от мира, лишенного тонкости и искренности…
Сценография многонаселенного спектакля принадлежит Владимиру Арефьеву, нашедшему единственно правильное художественное решение. Осовремененные герои на протяжении действия почти не сходят с находящейся в центре сцены вращающейся металлической башнеобразной конструкции, состоящей из спирально закручивающихся решетчатых ярусов, огороженных перилами. Одновременно эта конструкция напоминает и нефтяной бур, вкручивающийся в самый ад (пенопластовые отвалы породы на сцене прилагаются), и Вавилонскую башню, с ее этажами-спиралями, причем печальный финал подразумевают обе ипостаси. Вращающаяся башня в редко возникающие в спектакле паузы поддерживает буйную динамику постановки: тут никто не стоит на месте – абсолютно все ходят, бегают, залезают куда-то, дерутся. Работают на действие и забавно-примитивные трюки-обманки наподобие «удлиннения» руки одного из героев, неожиданно распахивающей ладошку на противоположной стороне сердцевины башни, или явление надувной руки Командора, обозначающей всего Каменного гостя. Что уж говорить о периодически падающих под громовые раскаты с небес рыбах всех мастей, цветочных горшках, кирпичах и вовремя появляющихся «в кадре» белых голубях, символизирующих что угодно – от чистоты помыслов до мечты о полете над бренным миром… Словом, на протяжение всех трех часов, что идет спектакль, публика не скучает ни минуты, успевая не только от души посмеяться, но и услышать то главное, что хотели донести до зрителя автор и режиссер, главное о выборе, о жизни, о расплате, о чувствах, о совести и о любви...
